Эмиль Золя - Жерминаль (Перевод А Дмитриевского)

Когда Дансарт ушел, шутки возобновились. Все набросились на салат по-русски, объявив, что нельзя терять ни секунды, если хотят докушать его до конца. Негрель попросил горничную подать ему хлеба, и она ответила "слушаюсь, сударь" таким тихим и перепуганным голосом, как будто за нею гналась целая шайка насильников и убийц. Тут уже веселье не знало пределов.

- Вы можете говорить совершенно спокойно, - ободряюще произнесла г-жа Энбо. - Их еще здесь нет.

Директору передали пачку писем и телеграмм; одно письмо он прочел вслух. Оно было от Пьеррона, который почтительно сообщал, что принужден участвовать в забастовке вместе с товарищами, дабы не навлечь на себя нареканий; он прибавлял, что не мог отказаться от участия в делегации, хотя и порицает такой образ действий.

- Вот вам и свобода труда! - воскликнул Энбо.

Разговор снова зашел о забастовке; по этому вопросу. спросили мнение директора.

- О, - ответил он, - мы и не такие забастовки видали!.. Неделю, две недели самое большее они будут лентяйничать, как в последний раз. Станут шататься по кабакам; потом поголодают хорошенько - и вернутся в шахты.

Денелен покачал головой:

- По-моему, дело обстоит не так просто... На этот раз они, кажется, действуют более организованно. У них даже есть касса взаимопомощи.

- Да, но в ней не более трех тысяч франков; вы думаете, они долго на это продержатся? Я подозреваю, что главарь у них - некий Этьен Лантье. Он хороший рабочий, и мне не хотелось бы ему отказывать, как я отказал в свое время знаменитому Раснеру, который продолжает отравлять Воре своими идеями и своим пивом... Все равно через неделю половина рабочих выйдет на работу, а через две недели все десять тысяч снова будут в шахтах.

Энбо был в этом убежден. Его беспокоило лишь то, что Правление может возложить на него ответственность за забастовку и он попадет в немилость. С некоторых пер отношение к нему изменилось к худшему. Он опустил ложку с салатом и принялся перечитывать телеграммы, полученные из Парижа, стараясь оценить значение каждого слова. Он извинился. Теперь это был как бы завтрак военных на поле битвы перед началом сражения.

Дамы также приняли участие в беседе. Г-жа Грегуар сокрушалась о несчастных, которым предстоит голодать. Сесиль уже предвидела, как ей придется обходить поселки и раздавать талоны на хлеб и мясо. Г-жа Энбо, однако, очень удивилась, когда речь зашла о нищете углекопов Монсу. Как, ведь они же все очень счастливы! Получают квартиру, отопление, врачебную помощь за счет Компании! В своем глубоком равнодушии к этой человеческой массе она знала о ней только то, что затвердила наизусть с чужих слов и повторяла посетителям из Парижа; она сама поверила этому и теперь возмущалась людской неблагодарностью.

Негрель тем временем продолжал запугивать г-на Грегуара. Сесиль нравилась ему, и инженер готов был жениться на ней, чтобы угодить тетке; но он не испытывал к ней никакого чувства; по его словам, как человек опытный, он неспособен был влюбиться очертя голову. Негрель считал себя республиканцем; однако это не мешало ему крайне сурово обращаться с рабочими и остроумно потешаться над ними в присутствии дам.

- Я не разделяю дядиного оптимизма, - сказал он. - Я опасаюсь серьезных беспорядков... Советую вам, господин Грегуар, крепче запирать Пиолену. Вас могут ограбить.

Он произнес это в то самое время, когда г-н Грегуар, с обычной улыбкой на добродушном лице, старался превзойти жену в отеческих чувствах, расточаемых по адресу углекопов.

- Ограбить? Меня? - изумленно воскликнул Грегуар. - За что же им меня грабить?

- А разве вы не акционер каменноугольных копей в Монсу? Вы ничем не занимаетесь, живете чужим трудом. Наконец, вы - представитель проклятого капитала, и этого достаточно... Поверьте, если революция восторжествует, вас заставят отдать все состояние, так как это награбленные деньги.

Грегуар сразу утратил свое простодушное спокойствие и обычную безмятежность.

- Мое состояние - награбленные деньги? - пробормотал он. - А разве мой предок не заработал тяжелым трудом той суммы, которую он вложил в предприятие? Разве мы не рисковали всем? Разве я теперь употребляю свои доходы на что-нибудь дурное?

Госпожа Энбо встревожилась, увидав, как побледнели от страха мать и дочь; она тотчас вмешалась в разговор:

- Поль шутит, дорогой господин Грегуар.

Но г-н Грегуар был вне себя. Когда слуга стал обходить гостей с блюдом затейливо разложенных раков, он бессознательно взял три штуки и начал разгрызать клешни зубами.

- О, я не спорю, среди акционеров есть люди, злоупотребляющие своим положением. Мне рассказывали, например, что некоторые министры получили акции в качестве взятки за услуги, оказанные Компании. Или еще одно знатное лицо, которого я не назову, - герцог, самый состоятельный из наших акционеров! - ведет совершенно скандальную жизнь, бросает миллионы на женщин, на кутежи, на ненужную роскошь... Но мы, мы живем скромно и честно! Мы не занимаемся спекуляциями, мы разумно живем на то, что у нас есть, и еще уделяем бедным!.. Нет, нет, это невозможно! Ваши рабочие должны быть сущими разбойниками, чтобы отнять у нас хотя бы булавку!

Негрель, которого очень забавлял этот приступ гнева, сам стал успокаивать Грегуара. Слуга продолжал обносить блюдо раков; раздавалось легкое потрескивание скорлупок. Разговор зашел о политике. Грегуар, все еще дрожа от страха, стал высказывать либеральные воззрения; он с сожалением вспоминал Луи-Филиппа. Что касается Денелена, то он стоял за твердую власть и объявил, что император вступил на скользкий путь опасных уступок.

- Вспомните восемьдесят девятый год, - говорил он. - Революция стала возможной благодаря пристрастию знати к новым веяниям в области философии... Ну что ж! Теперь буржуазия ведет ту же дурацкую игру, яростно увлекается либерализмом, жаждет разрушения, льстит народу... Да, да, вы оттачиваете зубы чудовищу, чтобы оно пожрало нас. И оно нас пожрет, будьте покойны!

Дамы заставили его замолчать и, чтобы переменить тему разговора, осведомились о его дочерях. Он сообщил, что Люси в Маршьенне и занимается пением вместе с одной подругой; Жанна пишет голову старого нищего. Но Денелен говорил обо всем этом с рассеянным видом, не спуская глаз с директора; тот, забыв о гостях, погрузился в чтение телеграмм. За тонкими листками бумаги он угадывал Париж, распоряжения начальства, которые решат исход забастовки. Денелен был не в силах скрыть тревогу.

- Что же вы предпримете? - спросил он вдруг.

Энбо вздрогнул, а затем уклончиво ответил:

- Посмотрим.

- Разумеется, ваше положение прочно, вы можете выжидать, - размышлял вслух Денелен. - Но если забастовка захватит Вандам, мне конец. Хоть я и отремонтировал заново Жан-Барт, а все-таки мне не вывернуться с одной этой шахтой, если только работа не будет идти непрерывно... Для меня наступает плохая пора, могу вас уверить!