Финнуала Кирни - Ты, я и другие

— Они со мной только по выходным. Три дня — и моя квартира начинает выглядеть как кладовка в магазине секонд-хенда.

Разведен…

— Сколько им? — спрашиваю я.

— Шестнадцать. Близняшки, Амели и Бриджит.

Их мать француженка, — поясняет он.

Я киваю и веду его дальше.

— Большая спальня. Моя то есть.

Я хочу, чтобы он понял: комната принадлежит только мне. Мне одной.

«Эй, Жиль, посмотри! Я свободна!» Психотерапевтические сеансы с доктором Гетенберг подталкивают меня произнести это вслух. Мне хочется поинтересоваться, изменял ли он жене и связано ли с его изменами то, что они больше не вместе? Я хочу узнать, какой он человек: добрый, злой? Стоит ли мне тратить на него время? Ведь первый раз за двадцать с лишним лет я с интересом смотрю на чужого мужчину.

Открываю рот, чтобы все это произнести, и ясно представляю, как он возвращается в офис и рассказывает коллегам, какая психопатка живет на Лорел-авеню. Поэтому молчу и мило улыбаюсь.

Мы возвращаемся в кухню. Жиль достает электронную рулетку и замеряет расстояние от стены до стены. Что-то прикидывает. Карен перехватывает мой взгляд, мотает головой в его сторону, с намеком облизывает губы.

— Ты от-врат-на, — шепчу я ей.

Подруга кивает, широко ухмыляется и снова облизывает губы. Я прохожу мимо нее к Жилю, отвесив ей по дороге подзатыльник.

— Ну, как, все в порядке?

— Да. — Он крепко пожимает мою руку. — Сказочный дом. С продажей не будет никаких проблем, если вы все же решитесь выставить его на рынок. Сейчас я вернусь в офис и посоветуюсь с коллегами, как лучше его оценить.

Внезапно из прихожей доносится дикий вопль.

Мы оба замолкаем, рефлекторно делаем шаг назад и смотрим на щель почтового ящика.

— Ма-а-ам! Прости-и-и! Открой, а? Я ключ за-бы-ы-ла. Я даже помогу тебе с резюме. Ну, прости-и-и! Я знаю, тебе нужна работа; я знаю, это оттого, что папочка говнюк!

Я громко сглатываю — лицо заливает румянец — и подозреваю, что это не нежный оттенок зари. Я краснею вся: грудь, шея, щеки…

Жиль с пониманием улыбается:

— Подростки…

Мег, однако, еще не завершила выступление:

— А, и Карен здесь? Это ее машина? Я-то думала, она уехала. Ладно, пусть тоже помогает. Между нами, девочками, мы пристроим тебя на работу за неделю.

Только не продавай дом, мам!!! Ну, хочешь мою почку?!

Я кидаюсь к входной двери, распахиваю ее и затаскиваю внутрь коленопреклоненную поганку.

— Мам! — Она бросается мне в объятия.

Я вырываюсь:

— Мег! Это Жиль, агент по продаже недвижимости.

Он оценивает дом.

Жиль кивает ей, и сейчас наступает очередь Мег заливаться краской, оттенок которой она определенно унаследовала от меня. Карен в кухне издает неопределенные звуки — то ли плачет, то ли смеется.

Дочь неловко дергает головой в сторону Жиля и боком, боком крадется в кухню.

У дверей Жиль протягивает мне визитку.

— Завтра утром я позвоню вам, назову цену и сообщу условия продажи, если вы решите поручить это нам. — Он прикусывает губу. — Э-э… должен предупредить, что если дом записан на двоих, то, чтобы выставить его на торги, требуется разрешение обоих владельцев.

— Никаких проблем. Если уж мы будем продавать, это значит, никто не возражает. Ни я, ни мой бывший муж. — Я назвала Адама «бывшим»; самой не верится. — Ну, официально он еще не бывший, но это вопрос времени. — Мой голос едва не срывается при этом бредовом объяснении.

— Тяжелый период. — Жиль смотрит в пространство.

— Ну, мне пора. Утром позвоню. Если у вас возникнут какие-то вопросы, мой электронный адрес и телефон есть на карточке.

Я смотрю, как он уходит: через сад, мимо машины Карен, потом моей, потом машины Мег. Смотрю на карточку. И никакая не двусмысленная фамилия.

Бруссо, обычная французская. Интересно, он англичанин, у которого отец-француз, или англичанин, женатый на француженке?

— Да, кстати. — Он оборачивается. — Перешлите мне ваше резюме, когда оно будет готово. У нас есть вакансия администратора, на неполный рабочий день.

Ничего особенного, конечно, и все же, полагаю, вашей дочери будет лучше с полным комплектом почек. — Он приподнимает бровь и широко улыбается.

Я смеюсь:

— Я тоже так думаю. Спасибо.

И он уходит.

— Что ты творишь, черт возьми?!

Голос Бена разносится по всей квартире. Мы сидим в кухне, и я замечаю составленные в углу чемоданы: вероятно, он оставил их здесь прошлым вечером, прежде чем отправиться к Бет.

Его беспокойство начинает слегка меня напрягать.

Лицо брата, моложе и привлекательнее, чем мое, морщится, стоит ему остановить на мне взгляд. А глаза, которые весь прошлый год смотрели на мир спокойно и безмятежно… В них сейчас выражение тревоги. Заметно, как он нервничает.

— Тебе-то что дергаться после такого отпуска? — Я откусываю намазанный маслом тост, который он мне протянул, и отвожу взгляд. Пахнет божественно.

Впрочем, вкус не хуже.

— Не отвечай вопросом на вопрос.

— Просто трудно решить, с чего начать…

— О да! Понимаю.

— Нет, не понимаешь. Ты первой выслушал Бет, ее точку зрения, и теперь думаешь, что я ужасный подонок и мерзкий лжец.

— А ты не лжешь?

Не помню, чтобы раньше братец был таким настойчивым.

Я секунду колеблюсь.

— Лгу. Но только когда это необходимо и чтобы не причинять боль людям, которых я люблю.

— И что? Доволен?

В голосе Бена звучит тяжеловесный сарказм с оттенком осуждающего превосходства. Мне хочется его ударить. Представить, что нам снова двенадцать и десять, толкнуть на кухонный пол и настучать по тупой роже.

— Не каждому выпадает роскошь проводить время вдали от цивилизации, медитировать, распевать гимны с духовными гуру и искать путь к совершенству.

Швыряю в него огрызком тоста. Бен уклоняется, и я прячусь в спальне.

Через минуту он стучит в дверь. Я в это время уже собираю сумку.

— Это твоя спальня! — ору я ему.

Бен распахивает дверь, и его крупная фигура загораживает проем.

— Мы почти не распевали, — бурчит он, — и мне далеко до совершенства.

— Попутного ветра! А когда достигнешь просветления, не забывай, что у твоего старшего брата свой собственный путь.

Он внезапно оказывается рядом. Хватает одежду, которую я побросал в сумку, вышвыривает ее назад и заключает меня в медвежьи объятия.

— Остановись, — шепчет он. — Позволь мне побыть тебе опорой. Я так много тебе задолжал…

Я сжимаюсь в его объятиях, падаю на постель и глухо, тяжело, отчаянно рыдаю. Он молчит и смотрит в сторону.

Мы долго сидим так, вместе и порознь. Наконец он бросает взгляд на часы:

— Давай, одевайся. Пошли в паб, обо всем расскажешь. И надеремся.

— Что Бет тебе наговорила?

Мы сидим в «Щели» — ближайшем к квартире пабе, расположенном в устье Темзы недалеко от станции подземки «Лаймхаус». Здесь пронизывающе холодно и сыро; по Темзе, как обычно, снуют корабли, а по ближайшим улицам — автомобили.