Странности любви

Но бутылка при ходьбе раскачивалась, ударяя ему в бок, стукалась о дверки автобуса при выходе и посадке. Приходилось все время помнить о ней, придерживать. В порту она несколько раз угодила в какие-то железные сваи; раздавался глухой удар, Шилов вздрагивал, украдкой озирался: заметил ли кто? Какая уж тут экскурсия, какие достопримечательности! Скорее бы избавиться от этого "пистолета". И Симочку под руку взять боится: еще заподозрит неладное…

Обедал он в куртке. Руководитель группы пристально глянул на него, но промолчал. Шилов обливался потом над тарелкой протертого супа — больно горячий.

Он уже пожалел, что так грубо ответил горничной: сейчас не было бы никаких проблем. Впрочем, с горничной опасно дело иметь, узнает руководитель, мало ли что! Нет, в отеле — нельзя.

Капроновые ручки то и дело соскакивали с плеча, и он на лету подхватывал бутылку, судорожно прижимая к боку локоть. Ложка плясала в руке, суп расплескивался. "Вот идиот! — клял себя Шилов. — Надо было на левую надеть, а не на правую…"

Между первым и вторым блюдами пришлось сбегать в туалет, сменить руку. Теперь можно прижимать "Сибирскую" левой, а правой — спокойно есть.

Когда официант разносил десерт, он наклонился к Шилову и шепнул: "Водка?" Шилов вздрогнул, побледнел: неужели заметил?

Но официант подошел еще к нескольким из их группы и тоже что-то шептал на ухо. Туристы смущенно улыбались, озираясь на соседей. "Боятся, — понял Шилов. — Правильно делают. Но потом, уверен, загонят, когда никто не будет видеть. Или уже загнали…"

В автобус он не сел. Руководителю сказал: расстроился желудок, не до экскурсии. Доберусь, мол, сам, не беспокойтесь. Помахал Симочке, сверкнув взглядом в сторону Правого, — этот стервец тут же плюхнулся на освобожденное им место, рядом с Симочкой. Дождался, когда автобус надежно скроется из вида, чтобы и пыль улеглась, и только тогда вернулся в ресторан.

Но зал был пуст, столы прибраны. Где у них тут раздача? Заглянул в одну дверь, вторую. Наткнулся на какого-то усатого грека: "У господина проблемы?" — "Ноу, ноу, мерси!" Пришлось выкатываться из ресторана, ждать на улице. Однако официант не появлялся. "Наверно, домой уехал", — сообразил Шилов: стоянка, заполненная, как он заметил перед обедом, автомобилями, была пуста.

Может, этому усачу предложить? Но как?

Шилов зашел за угол ресторана, выждал удобный момент — прохожих не видно — и, сбросив куртку, освободил плечо от капроновой сумки. Ух, сразу полегчало!

Усач никак не мог взять в толк, что Шилов хочет, показывая бутылку в сумке. Принял, видно, ее за подарок. "О-о, сувенир?" — и усы поплыли в стороны. "Ноу, ноу, — объяснил Шилов, краснея: — Мани, мани — драхмы!" Грек покачал головой, усы встали на место.

Шилов выскочил из ресторана. Щеки — словно их горячим утюгом гладят, в висках стучит.

Но, пройдя несколько улиц, он успокоился. Не получилось — и не надо. "К лучшему", — решил. Иначе как объяснишь Симочке? Разбил? Но она же не дура, сразу поймет, что врет он. Правда, "разбил", можно сказать, руководителю группы и зажать ту, что обещал для общего стола. Но, с другой стороны, с членом партбюро лучше не связываться. Будет потом эту бутылку Шилову каждый раз в строку ставить.

В общем, все к лучшему. А туфли купит на развале — все равно лучше, чем в нашей "Весне" или "Доме обуви".

Вернется сейчас в номер, снова упрячет "Сибирскую" под "Правдой" в фруктовнице. Или в морозилке — завтра же тридцать первое…

Однако через час, отмахав еще несколько километров, Шилов понял, что в гостиницу он может сегодня и не попасть. Ноги гудят, спину ломит, колени не сгибаются. А до города, судя по карте, еще о-го-го! Транспорт у них дорогой, о такси и думать нечего. Сволочи-капиталисты, ругался про себя Шилов, наживаются на нуждах народа. У нас вон за пятак из одного конца Москвы в другой и обратно. А тут… Нет, "Сибирскую" загнать придется, а что делать?

По пути ему попадались магазины, кафе. Он зашел в один-другой, стыдливо раскрыл капроновую сумку. Но люди, к которым он обращался, отрицательно качали головой, окидывая его подозрительным взглядом. "Еще полицию вызовут", — испугался Шилов. Господи, до чего унизительно все это! Противно и гнусно. Плюнуть, послать все к чертовой бабушке! И сувениры, и туфли, и платья…

Нет, платья для девчонок он все же привезет. И сувениры для жены и для Риммы — на равных. Пусть ему придется идти всю ночь, денег на транспорт он не потратит — дудки!

И вдруг — восточный базар. Вот удача! Уж тут-то можно купить и продать все, что угодно, — хоть черта лысого, как говорила его мать. Шилов не торопясь пошел между рядов, прицениваясь, присматриваясь.

Да, но кому предложить, как сказать? Ведь не этой женщине, торгующей сорочками и женскими трусиками. Зачем ей?

Да и этому старику в черной тюбетейке, продающему глиняные кувшины, не предложишь: на шиша ему его водка.

Еще один дед — жестянщик.

Снова старуха.

А тут кто? Ну, этот продавец кустарных сувениров — совсем другое дело. Шилову он сразу понравился. Молод, энергичен, с загорелым открытым лицом и застенчивой улыбкой. Но глаза блестят плутоватым блеском: наверняка потребляет по маленькой.

— Эй, браток… камрад, — обратился к нему Шилов, словами и жестами объясняя, что ему надо.

Дескать — настоящая, русская, сибирская — высший класс. Тут такой не бывает…

Молодой продавец понял и застенчиво улыбнулся: "Ноу. Алкохол — ноу. Мусмим, мусмим — ноу алкохоль! Мусмим", — тыкал себя пальцем в грудь.

Он мусульманин, понял Шилов и, пробормотав извинения, ринулся прочь.

Стало темнеть. Ноги налились чугуном, в голове стучало. Все, больше не могу! Беру такси — и катитесь вы все к черту!

Такси, конечно, не взял, сел на автобус — до города. Там пришлось сделать пересадку.

"Теперь и на одну пару туфель не хватит, не то что на две", — вздыхал Шилов, отсчитывая драхмы на билет.

На следующий день, тридцать первого, была только одна экскурсия — до обеда. А после свободное время. Предполагалось, что туристы должны подготовиться к встрече Нового года, отдохнуть.

Шилов сдал одну бутылку руководителю группы, а со второй пошел в город, спрятав ее в капроновой сумке.

Симочке сказал, что разбил. Краснея и заикаясь, объяснил, как это случилось, — вынимал из морозильника, она выскользнула из рук и — хлоп. Вот досада! Поверила Симочка или нет, трудно сказать.

Во всяком случае, вида не подала, даже утешала: не расстраивайтесь, бывает…

"До чего хорошая женщина, — думал Шилов. — Продам "Сибирскую" и куплю ей цветов. Непременно".

Он шел быстро: до центра далеко, нужно успеть туда и обратно. Он уже знал, где именно пристроит бутылку — Зарин, с которым он поделился своими проблемами, дал точную информацию. "Торопись, — предупредил его сосед по номеру. — Завтра за твою бутылку дадут в три раза меньше". Разговор этот, Шилов знал, останется между ними: Зарин — свой человек, хотя и член завкома.