Странности любви

А теперь попробуем понять позицию мужа. Подкидной — мелочь, чушь. Еще какая чушь! Но тем обиднее. Не жена, а домашний деспот. К тому же уступи — и окажешься подкаблучником в глазах родного брата…

В результате «дурак» оказывается пробой сил, поднимается на принципиальную высоту. Отступать нельзя! «Дурак» становится как бы знаменем, гордым символом освобождения. Уходя к соседям играть в подкидного, муж значителен и трагичен, как Галилей перед инквизицией. А все-таки она вертится!

Да, в такой обстановке — не до любви. Вслушайтесь в интонацию Л. — даже фраза о том, что муж ее любит, звучит раздраженно и идет как бы в развитие скандала: «Но попробуйте ему скажите, что он меня не любит!»

Любовь — маленькое, но сложно устроенное государство. Тут возможны всякие формы отношений. И демократия, и анархия, и просвещенный абсолютизм, и даже, к сожалению, деспотия. Но — при одном условии: если форма эта принята добровольно. Нет ничего печальней и безнадежней, чем долгая, изматывающая борьба за власть.

Видимо, «в самом деле» Л. одержала победу. Ну и что — счастлива она? Тут как в знаменитой книжке Хемингуэя: победитель не получает ничего…

Многих из нас сбивает с толку первый, «медовый» период знакомства. Потом начинаются разочарования:

«Ведь когда ухаживал…»

«Раньше-то все понимала…»

Вот ведь какие лицемеры!

Но жалобы неправомерны — никто не притворялся и не врал.

В начальную, самую праздничную пору любви каждый из нас с удовольствием подчиняется капризам любимого существа, искренне и вдохновенно играет в раба. Счет обидам еще не начат, вопрос «Кто кого?» пока не стоит. Мы уступаем друг другу радостно, как уступаем ребенку в беге наперегонки.

Но ссора, другая — и кончился праздник. А в будни уже не до игры.

И вот каждый обиженно и скандально требует то, что ему недодано…

А ведь любовь — это когда я забочусь о тебе, а ты обо мне. Любовь — не для эгоцентриков…

Помню, еще в школе, в пионерском лагере, мы ходили в поход. Ночь выпала холодная, а у нас было по одеялу на двоих. Оказалось — не так уж страшно: проверь, укрыт ли сосед, укройся сам и спи в свое удовольствие.

Но двое мальчишек встали утром измученные и продрогшие. Оба оказались эгоцентриками: каждый и во сне тянул одеяло на себя…

Ленеслав из Архангельска — человек с явной литературной одаренностью. Его письмо — просто гимн любви: «…если придет любовь — зеленая улица ей, пускай я растворюсь в ней, так как нет ничего прекрасней этого священного чувства, этого одновременного удара двух сердец, бьющихся в налаженном и устроенном ритме».

Стиль письма, рваный график жизни, крайности биографии рисуют образ веселого и щедрого язычника, живущего открытыми, сильными страстями. Каждую из своих женщин он вспоминает хорошо, а это само по себе вызывает уважение: тоскливей всего, когда на развалинах любви начинается яростная дележка кастрюль или обид.

Но лично мне в письме Ленеслава чего-то не хватает. Может, эпилога каждой истории, коротенькой строчки: а что с этой женщиной сейчас?

От Гали убежал в тундру, на берег реки. Все. Конец воспоминанию.

Валю, «голубую кровь», ждал, но она не приехала.

Юлю уступил мужу.

Анну оставил, не выдержав ее «пристрастия к зеленому змию», «начавшейся агонии»…

Я не моралист, я писатель, и прекрасно знаю, что жизнь складывается по-всякому. Только ханжи уверяют, что ее нетрудно выстроить по заранее утвержденным образцам. Не зря мудрый народ куда чаще поет о разлуке и любовной беде, чем о супружеском благополучии.

Но в том-то и глубина любви, что ее не обрывает разлука — даже постоянная, без всякой надежды на встречу. Любовь надолго переживает так называемый «роман», а порой живет и без него.

Кем была для Петрарки Лаура? Даже руки ее ни разу не коснулся.

Любовь — это не «Будь счастлив со мной». Это — просто «Будь счастлив». Без всяких дополнительных условий. Как в, может быть, лучших строчках Пушкина:

Пожалуй, не будет большой натяжкой сказать, что любовь, ко всему прочему, еще и добровольно взятая на себя ответственность за судьбу другого.

Когда жены декабристов через всю Россию ехали в Сибирь к мужьям, у некоторых из них период романтической страсти уже кончился. Но ответственность за судьбу любимого человека осталась…

Что теперь с вашими женщинами, Ленеслав? Радуются? Страдают? Нуждаются в помощи? Почему в вашем письме об этом — ни строки?

Ответственность делает нашу жизнь тяжелей, но и богаче. Без нее наша «память сердца» становится не домом, где живут любимые, а шкафом, где выставлена коллекция собственных ощущений…

Откровенно говоря, меня лично к автору письма располагают не его декларации о необходимости самопознания, не красочное описание лёта гусей, не цитата из Межелайтиса, а простая человеческая фраза о короткой жизни с безрассудной, бесшабашной женщиной:

«Постарел я на десять лет…»

Показал эти письма молоденькой чертежнице и попросил высказаться. Мнение, ощущение — что хочет. Без всяких наводящих вопросов. Как говорят люди интеллигентные — «от фонаря».

Девушка прочла, минут пять молчала, а затем высказала мысль, для меня предельно неожиданную, а для ее восемнадцати лет — прямо фантастическую. Глядя поверх моей головы, она задумчиво и откровенно произнесла:

— По-моему, им всем надо погрузиться в быт и любить друг друга.

Я опешил. То есть как — в быт? Зачем — в быт? Ведь известно, что любовь и быт — непримиримые враги, что именно об убийственный быт разбиваются одна за одной любовные лодки…

Я уже готов был обрушить на голову собеседницы все свои недоумения, но вдруг вспомнил, что во взглядах на любовь моя студентка не одинока — у нее есть, по крайней мере, один союзник, причем достаточно серьезный.

А именно — Лев Николаевич Толстой.

В самом деле, вспомните — в какой глубокий, непричесанный быт погрузил писатель любимейшую свою героиню Наташу Ростову. Уж ей ли он не желал счастья! Желал и настаивал в эпилоге романа, что Наташа счастлива, и не вне быта, не вопреки быту — именно в быту.

А чтобы мысль его нельзя было облегчить и пригладить, писатель, жестокий в поисках правды, выбрал самые беспощадные, самые натуралистические детали:

«Она дорожила обществом тех людей, к которым она, растрепанная, в халате, могла выйти большими шагами из детской с радостным лицом и показать пеленку с желтым вместо зеленого пятна, и выслушать утешения о том, что теперь ребенку гораздо лучше».

Вот какой быт — до пятен на пеленках!

Классики тоже не боги. Соглашаться с любым их утверждением не обязательно. Но задуматься всегда стоит.