Уильям Сароян - Приключения Весли Джексона

- А по фамилии?

- Кук.

Гарри спустился с бревен. Я думал, он остановится внизу и ответит еще на несколько вопросов, но он, ни слова не говоря, повернулся и ушел. Вероятно, он отправился на почту или в кино. Это развязало мне руки. Я видел, что полковник зол на Гарри, как черт, за его поведение, и я решил попробовать немножко исправить положение - прежде всего для Гарри, а затем и для самого полковника: не могу я видеть, когда человек так расстроен, какой он там ни на есть.

- Гарри получил сегодня письмо от отца, - сказал я. - Его мать тяжело заболела, и отец боится, что она не выживет, Гарри весь день плачет.

С этими словами я спустился с бревен. Я посмотрел на полковника чтобы узнать, как он это воспринял, и, конечно, он понял меня правильно. Прежде всего он почувствовал облегчение и, видно, был признателен мне за то, что я его выручил. Журналисты для военных всегда помеха. Полковнику, который из кожи вон лезет, чтобы попасть в генералы, они могут причинить массу неприятностей. Люди штатские, а журналисты особенно, относятся к полковникам и даже к генералам довольно критически; их герой - это маленький человек. Полковник был парень не промах и сразу сообразил, что лучший способ сохранить свою репутацию и репутацию гарнизона - это огорчиться по поводу огорчения Гарри. Но в то же время он явно обрадовался, что мать Гарри при смерти, ибо это значило, что Гарри на самом деле не питает отвращения к армии, а просто расстроен мыслью об умирающей матери. Это совсем другое дело.

- Да, да, - сказал полковник, взглянув на журналиста. - Я так и думал, что у бедняги какая-то тяжесть на душе. Майор Голдринг, благоволите распорядиться, чтобы рядовому Куку был предоставлен внеочередной отпуск. Нужно отправить его с первым же поездом, пускай съездит домой на несколько дней. Нужно, чтобы каждый солдат нашего гарнизона понял, что мы, командиры, его друзья. Немедленно отправьте рядового Кука домой.

- Есть, сэр, - сказал майор. - Будет исполнено завтра же с утра в первую очередь.

- К черту завтра с утра в первую очередь! - сказал полковник. - Сейчас! Немедленно!

Полковник повернулся ко мне.

- Где живут родители рядового Кука? - спросил он.

Ну, я-то знал, что Гарри жил в западном районе Сан-Франциско недалеко от того места, где жили и мы с отцом. Но мне не хотелось создавать осложнения, а на Сан-Франциско каждый вечер уходили три или четыре поезда. Если я скажу полковнику, где дом Гарри, майор отправит его с первым поездом и очень скоро обнаружится, что мать Гарри и не думала болеть. Тут-то мы с Гарри и попадем в переделку. Поэтому я решил сказать, что дом Гарри очень далеко, так далеко, что полковник откажется от мысли отправить Гарри домой с первым поездом и просто предоставит ему без помех предаваться своему горю.

- Они живут на Аляске, сэр, - сказал я.

Я это сказал потому, что, когда я увидел, что надвигается беда, мне очень захотелось стать кем-нибудь другим, а не тем, кто я есть на самом деле, - и это мне напомнило об эскимосах, а эскимосы живут на Аляске.

- На Аляске? - переспросил полковник.

- Так точно, сэр, - сказал я. - Он с Аляски.

Полковник явно был озадачен, и я подумал было, что он бросит это дело, поставит на нем крест. Теперь, если бы только лейтенант явился с двумя выбранными им людьми для беседы с журналистом, все сошло бы отлично и я бы побежал искать Гарри. Полковник поглядел на журналиста, но тот сделал такое лицо, что просто трудно себе представить. Ну прямо- таки самое настоящее каменное лицо. Полковник ему улыбнулся, но у того на лице ни один мускул не дрогнул, и полковнику стало ясно, что так легко ему не отделаться.

- В каком городе Аляски? - спросил он.

- В Фербенксе.

- Майор Голдринг, - сказал полковник, - узнайте расписание самолетов на Фербенкс и отправьте рядового Кука с первым самолетом, вне всякой очереди. Если ему понадобятся деньги, доложите мне лично.

- Есть, сэр, - сказал майор и ушел.

- Молодой человек, - сказал мне полковник, - подите отыщите своего друга. Он едет домой.

- Есть, сэр, - сказал я и повернулся, чтобы идти, но журналист меня остановил.

- Простите, - сказал он, - что это у вас за книга?

- "Искусство войны", - отвечал я. - Клаузевиц.

- Позвольте спросить, - продолжал журналист, - как вам попала в руки эта книга?

- Средний уровень развития солдат нашей армии... - начал было полковник, но журналист его прервал.

- Шерман говорил, война - это ад, - сказал он. - Клаузевиц говорит это искусство. А по-вашему, что такое война?

- Я не очень-то много знаю о войне, - отвечал я.

- А как вы находите Клаузевица?

- Читается легко.

- Что вы думаете об его идеях?

- По-моему, они омерзительны.

- Как вас зовут?

- Весли Джексон.

Журналист записал мое имя в блокнот, который достал из кармана пиджака. Полковник сначала был мною доволен, но когда я заговорил более свободно без всякой, впрочем, задней мысли, - я увидел, что это ему не нравится. Он, видно, решил, что глупый журналистишка собирается написать очерк о рядовом, а не о нем, полковнике.

- Вы из каких мест? - спросил меня журналист.

- Из Сан-Франциско.

- Чем вы занимались до призыва в армию?

- Ничем.

- Ничем?

- Ну, искал одно время работу, иногда и работал, но больше слонялся без дела. Мой отец участвовал в прошлой войне. Ему дали пенсию по ранению, так что мы кое-как перебивались.

- А чем занимается ваш отец?

- Да ничем.

- Какая же у него специальность?

- Никакой. Он был студентом, когда его мобилизовали, а когда вернулся с войны, не захотел больше учиться.

- Откуда вы всё это знаете?

- А он мне рассказывал. Мы с ним были добрыми друзьями, пока не началась война.

- А потом что случилось?

- Ну, видите ли, отец всегда любил выпить, а когда опять стали забирать всех подряд, он и совсем запил. Даже есть ничего не ел.

- А какое у него было ранение?

- Газ, шрапнель, шок. Кусок свинца угодил ему в темя, шрапнель едва не сняла с него скальп.

- А вы отца любите?

- Конечно.

- Отчего же вы поссорились?

- А мы не ссорились. Я все уговаривал его бросить пить, а он не мог. Хотел, да не мог. Напьется и пропадает по нескольку дней, а когда я спрошу, где он был, даже не помнит.

- А если не ссорились, почему перестали дружить?

- Да он ушел из дому и не вернулся.

- На какие же средства вы без него жили?

- Нашел себе субботнюю работу за три доллара. На них и жил.

- Где же сейчас ваш отец?

- Не знаю.

- А у вас есть кто-нибудь еще из родных?

- Мать и брат.

- Где они?

- В Эль-Пасо. У маминого брата Нила, моего дяди, там, в Эль-Пасо, магазин сельскохозяйственного оборудования. Мать и брат живут у него уже, наверно, лет десять.

- А вы все время оставались с отцом?

- Да. С девяти лет.

Ну, журналист все задавал да задавал вопросы, а я на них все отвечал, и каждый раз всю правду, и все глупее да глупее себя чувствовал и только ждал, когда наконец явится лейтенант со своими двумя людьми, которые создадут гарнизону хорошую репутацию вместо той дурной, что создали мы с Гарри. Но лейтенант не показывался, и руки у меня потели от волнения, и мне страшно хотелось стать эскимосом, а в ушах у меня все гремела "Валенсия", потому что это была та песня, которую распевал отец, когда мама уехала в Эль-Пасо с моим братом Вирджилом и мы с папкой помирали с тоски. Потом мы привыкли жить без них, отец перестал петь "Валенсию", и я совсем было ее позабыл, но потом опять вспомнил, когда он ушел из дому и больше не вернулся, а с тех пор, как я попал в армию, эта песня слышалась мне непрестанно.