Айбек - Солнце не померкнет

Один из бойцов — с перебинтованной рукой, высокий, нескладный, потеряв терпение, прервал:

— Кому ты говоришь? Кому не известна дорога отступления?! У нас спроси! А ну-ка, если есть табак, высыпай.

— Да, если б хоть по разочку затянуться, сразу легче стало бы, — сказал другой, усталый, с сонными глазами.

— Э… напрасно напомнили мне. Где возьмешь табак, когда его давно нет, — покачал головой Бектемир.

Боец, худой как щепка, по всему облику которого было видно, что он многое вынес, заинтересовался девочкой.

Дрожащими пальцами он погладил ее пожелтевшее личико и попытался заговорить с ней:

— Как тебя звать, скажи, девочка. Не капризничай.

— Зиночка, скажи. Это хорошие дяди… — попросил Бектемир.

Он опустил девочку на землю и коротко рассказал, как нашел Зину.

— Рядом с убитой матерью, — глухо заключил Бектемир.

Бойцы вспомнили оставшихся в далеких семьях своих детей. Высокий, с перевязанной рукой солдат сказал:

— Мои, сразу трое, в первый же день войны погибли. В первый же день.

Бектемир непонимающе посмотрел на солдата, но тот пояснил:

— Первые бомбы Гитлер послал на нас, браток. Прибежал я из военкомата, не могу найти свою улицу — кирпич, железо, дым, огонь. Как после этого не сошел с ума — не знаю…

— Друг, разве у одного тебя несчастье?! — посочувствовал Бектемир. — Все погрузились в реку печали…

Бойцы обращались между собой по-дружески. Только маленького, худого, легко одетого они называли почтительно: "товарищ майор"..

Он держался более серьёзно, и, хотя не командовал, а, казалось, просто советовал, к нему прислушивались, его приказы выполняли.

Бектемир тоже обратился:

— Товарищ майор, не помрет ли она? Нежная, неокрепшая.

— Ничего. Вытерпит. От русского корня идет, — ответил майор. — Будет дочерью полка. Ну, отправились, товарищи, дальше.

Девочка ни к кому не захотела идти на руки, кроме Бектемира.

Бойцы посмеялись:

— Так ты любишь бородатую маму?

— Вот так подружились!

— Теперь с дочкой будешь, солдат.

Дождь то шел струями, то прекращался. Холодный ветер наполнял лес шумом, бесился, срывал листья.

Грязные, легко одетые люди шли, задыхаясь.

Всех давили голод и усталость. Только Бектемир сейчас чувствовал себя лучше, будто прибавилось сил. Теперь душа его была спокойна — рядом люди, друзья.

Куда идут они, верный ли путь, безопасный ли — он не думал. Важно, что вместе, что их несколько человек.

Бектемир искренне волновался за манора, который, поеживаясь от ветра, шел, прихрамывая, покачиваясь от усталости.

Бектемир шепотом обратился к бойцу с книгой за ремнем. Этот боец казался самым молодым и жизнерадостным среди всех.

— Командиру надо дать шинель, пусть возьмет мою.

Тот покачал головой:

— Не возьмет. Упрямый человек. Тяжесть от нее, говорит.

— Это ваш командир?

— Нет. Три дня назад, вот как с тобой, с ним встретился. Удалось ему бежать из немецкого плена.

Бектемиру все стало ясно. Однажды, когда Дубов был в разведке, он вот так же нашел в овраге полуживого лейтенанта и притащил его на плечах.

Через несколько часов присели отдохнуть. Все молчали. Дремали полулежа или склонив голову на колени.

Иногда девочка всхлипывала и снова слабо закрывала глаза.

Дождь прекратился. Только ветер ронял с деревьев холодные капли. Прошло довольно много времени… Молодой боец встал и обратился к майору:

— Похоже, что заночуем здесь. А что, если я все-таки разузнаю, нет ли поблизости деревни? Чувствую по запаху, что есть.

— Если уж по запаху, то разузнай, — устало улыбнулся майор. — Только далеко не отходи. — И майор снова закрыл глаза.

— Постой, и я пойду, — поднялся Бектемир, — Как, вы думаете, товарищ майор, нужно не забывать и о животе. Если ничего не найдем, девочке совсем будет плохо.

— Если ничего не найдем пожевать, завтра мы и сами головы от земли не оторвем… — Молодой боец решительно встал. — Девочка будет без тебя плакать. Ты не ходи. Дай винтовку, если она исправна.

— В порядке, — Бектемир рукавом провел по затвору. — Берег ее.

Боец ушел.

Майору совсем стало плохо, он начал бредить. Его уложили на ветки, накрыли шинелью Бектемира.

Темнота в лесу внезапно сгустилась, стало еще холодней. Решили разжечь костер.

Но довольно трудно было "выжать" огонь из зажигалки. Когда все уже потеряли надежду, неожиданно, как в чудесной сказке, сверкнул огонек.

Обрадованные бойцы уселись вокруг костра.

— Что-то нашего Глухова нет.

— Как бы не нарвался на фрица.

— Придет. Парень отчаянный.

Порой майор внезапно поднимал голову, в бреду называл незнакомые фамилии.

Солдаты замолкали.

В небе глухо, словно жужжание ос в глиняном сосуде, раздавался однообразный гул самолетов. Они несли на своих крыльях пожар и смерть, несли все дальше и дальше в глубь страны.

Гул постепенно замирал. Изредка бойцы подбрасывали в огонь сухие ветки.

Когда начало светать, майор поднялся. Взглянув на шинель, он с упреком сказал Бектемиру:

— Спасибо. Но не забывай о собственном здоровье. Ночью, наверное, сам промерз.

— Нет, костер же горел. Тепло было.

— А, знаю узбеков, — Вы же выросли под щедрым солнцем, — Майор протянул костлявые руки к огню. — Источник этого огня — тоже солнце. Деревья принимают тепло от солнца. И когда горят, возвращают тепло людям. Понимаешь, природа очень интересна и мудра…

Бектемиру, простому чабану, эта мысль офицера очень понравилась. Глядя на яркий, веселый огонь, он долго думал над ней.

Майор осторожно размотал грязные тряпки на ноге и открыл рану. Бойцы невольно вздрогнули. Рана была страшной.

Бектемир не мог смотреть на нее, отвернулся.

— Как же вы ходите? Такой ногой и наступить нельзя.

Бойцы переводили взгляд с разлагающейся раны на спокойное лицо офицера.

— Немного лучше стало. Летом в ней черви кишели. В немецком лагере было около ста раненых. И каждый собирал червей. Такой воздух в бараке был, что вновь прибывающие сознание теряли… — майор говорил будто о чем-то самом обычном. — Надо ценить воздух, ребята. Свежий воздух леса — что может быть приятнее этого? Здесь и умереть не страшно. Вот только должок остался за нами для Гитлера. Одним словом, мстить надо. Это желание, как магнит, тянет к жизни. Поэтому боюсь умереть раньше времени.

— Месть! Узбеки говорят: "кровь". То есть кровь за кровь! — произнес Бектемир. — А кто будет мстить? Мы, мужчины, бродим по лесам, готовые спрятаться в любую порку. Кто загородит путь немцу? Матери, сестры выйдут, что ли, на поле битвы?

— Отступление — все самое горькое в этом слове, — вмешался в разговор Пахомов, боец с широким, квадратным лицом. — Конечно, иногда невозможно не отступить. Но отступить, чтобы потом с новыми силами напасть на врага, а не затем, чтобы где-то прятаться. Сколько насмотрелся за это время…