Айбек - Солнце не померкнет

Некоторые, осмелев, бросали недобрый слух:

— Бежим. Вовсю бежим.

Но бойцы знали, как поступать с такими "всезнайками".

После того, как батальон вышел из окружения, день и ночь шли оборонительные работы.

Капитан Никулин, сообразно с планом общей обороны, должен встретить врага на берегу речки.

— Вот здесь-то мы и побьем как следует фашиста, — говорил он, потирая руки.

Капитан хотел, чтобы с этой мыслью сжились бойцы, и повторял ее при каждом удобном случае.

Все, пожалуй, шло хорошо. Одно беспокоило Аскара-Палвана — разлука с земляками.

"Где они могут быть? — раздумывал он. — Может быть, Али попал в плен, а Бектемира убили?"

Не давали покоя и мысли о семье. С тех пор как боец ушел из дому, он еще не получил ни одного письма. Часто, закрыв глаза, он с тоской вспоминал свою дочь, мать, жену. И тогда забывал все на свете. Он жалел сейчас о том, что в мирное время не проявлял большой заботы о семье. Почему он мало времени проводил с дочерью, не играл с ней вечерами? Зачем он иногда из-за какой-то мелочи сердился на жену — женщину трудолюбивую, тихую, воспитанную? В должной ли мере он проявлял почтение к любимой матери, которая не уставала молиться за их счастье?

Вода, с журчанием протекавшая под тополями в маленьком дворике, прохладная супа в летние дни, цветник рядом с ней, лоза винограда — все это казалось теперь недостижимым. Суждено ли ему когда-нибудь поцеловать доченьку, прижать ее к своей груди, выпить глоток холодной воды, сорвать кисть винограда?

… Аскар-Палван посмотрел на Дубова, усы которого при каждом ударе лопаты развевались, как кисточки кукурузного початка.

Лицо Дубова, изборожденное редкими, но глубокими морщинами, кривилось от боли. И Аскар-Палвану стало не по себе.

Дубов недавно был ранен в локоть, но все-таки остался в батальоне. Аскар-Палван, приблизившись к другу, посоветовал:

— Береги руку от пыли.

Дубов невольно улыбнулся:

— Что ж, сидеть мне, отдыхать? А немец?

Вечером Аскар-Палван сопровождал вызванного в штаб полка капитана — Никулина, потому что ординарца комбата, веселого солдата Суворова (иронизируя над его фамилией, бойцы называли ординарца генералом), ранило.

Аскар-Палван, восседая на гнедой лошади, ехал вслед за капитаном.

По немощеной, замерзшей дороге они добрались до деревни.

Улицы были безмолвны, дома казались пустыми. Около колодца стояли старик с пышной бородой и женщина, полная, круглая. Рассматривая неожиданных гостей, они о чем-то шептались. Деревню миновали быстро и повернули на дорогу, ведущую к лесу. Около штаба полка Никулин ловко соскочил с лошади и отдал повод Аскар-Палвану.

Капитан оглядел свои сапоги, шинель, поправил ремень и сделал несколько шагов. В это время из землянки вышел полковник. Это был крепкий человек лет сорока.

Никулин четко доложил, что явился по его приказанию.

Полковник взял Никулина под руку, повел в землянку.

Аскар-Палван привязал коней к дереву. Чтобы чем-нибудь занять себя, некоторое время гладил их. Потом, напевая про себя песенку о черных глазах, он стал вышагивать по ковру золотых листьев.

Вокруг стояла необыкновенная тишина.

И в этой тишине неожиданно раздался крик:

— Стой!

Аскар-Палван, подумав, что ему сейчас попадет за какое-нибудь нарушение, замер на месте. Потом резко, по-военному, повернулся на каблуках.

Напротив Аскара в нескольких шагах стоял хохотавший Бектемир. Друзья кинулись в объятия друг к другу.

Глаза Аскар-Палвана наполнились слезами.

— Жив-здоров? Темир мой! Во сне или наяву?

— Когда увидел тебя издали, не поверил своим глазам. Говорят же: надевший саван уйдет, не надевший придет назад обязательно.

Бектемир положил руку на плечо друга.

— Что ты знаешь о наших? — спросил Аскар-Палван.

— Почти ничего.

— Али пропал без вести?

— Путь кривого оказывается тоже кривым. Неизвестно о нем ничего: ни о живом, ни о мертвом, — сказал Бектемир. — Ну, а как там товарищи? Дубов наш крепок?

— Из тех, кто покуривал с тобой и кто воевал вместе, многих уже нет, — вздохнул Аскар-Палван. — Дубов здесь. Частенько он вспоминает тебя.

Друзья присели на балку и продолжали вполголоса беседовать. Бектемир коротко рассказал о своих приключениях. Аскар-Палван тоже поделился пережитым.

— Помнишь богатырей, которые в сказках избирают путь, "откуда нет возврата", дерутся с драконами, дивами, разрушают заколдованные преграды? — заговорил Аскар-Палван. — По-моему, эти самые богатыри горя не видели. А мы воевали среди болот, проливали кровь, жевали траву, пили мутную воду и выбрались все же из окружения. Когда от холода, усталости не было сил, мы связались с какой-то ротой. Уже вытянувшиеся от худобы, люди обрели надежду, будто в высохшие арыки пришла вода. Однажды на рассвете, когда сеял дождь, мы с двух сторон ударили по фашисту. Да так, что память вышибли у него!

— Наш командир такой человек: если уж возьмет камень в зубы — разгрызет. Мысль у него ясная, а в сердце у него такой огонь, что даже со смертью не потухнет! — восхищался Бектемир.

— Наш Никулин — лучший из командиров! — с гордостью произнес Аскар-Палван. — Не знает, что такое страх, действует, как подсказывают ему голова и сердце. Напрасно не кричит "ура", не гонится за славой, прежде всего заботится о бойцах. Знает, где надо крепко сказать, а где утешить. Если бы все командиры были такими, дела наши были бы хороши.

— Это действительно, — согласился Бектемир. — Бойцы плохого командира не могут сделать хорошим. Но хороший командир из плохих бойцов может сделать настоящих орлов.

— Капитан Никулин нас из ада вывел целыми, — произнес Аскар-Палван и, вздохнув, добавил: — Вот, слава богу, свиделись мы с тобой. О таком счастье даже не мечтал.

— Точно. В таком грохоте увиделись! Редкий случай.

Бойцы положили руки на плечи друг другу. Гордость и вместе с тем добрая, внимательная улыбка, говорившая об искренности их чувств, отразилась на суровых, почерневших лицах земляков.

Колючий ветер срывал над головами друзей последние, редкие листья. Бойцы невольно посмотрели на дрожавшие деревья, на застывшие над ними облака, на дорогу с затвердевшей грязью. Чувство тоски наполнило сердца воспоминаниями о родных местах.

Аскар-Палван припомнил пытавшегося всегда над ним шутить своего соперника по курашу Гупчак-Палвана, нечестного в борьбе и хвастливого.

— Взяли ли этого хвастуна в армию? На каком фронте он ходит-пыхтит? А все-таки неплохой он человек.

Бектемир думал о другом.

Он пожаловался, что нет писем. И с печальной улыбкой добавил:

— Как-то подсчитал я детей брата. Их, оказывается, Двадцать один…

— Их крик и визг весь кишлак оглушит, — засмеялся Аскар..