Джеймс Клавелл - Сёгун (части 1-2)

Оми подошел к погребу. Священник был уже там. Оми мог видеть, что тот был в гневе, и надеялся, что он сделает что-нибудь открыто, публично, так, чтобы он мог избить его.

- Священник, скажи чужеземцам, чтобы они вышли из ямы. Скажи им, что господин Ябу разрешил им опять жить среди людей, - Оми говорил намеренно простым языком. - Но малейшее нарушение правил - и двое из них будут снова отправлены в яму. Они должны хорошо вести себя и выполнять все приказы. Ясно?

- Да.

Оми заставил священника повторить ему все, как делал и раньше. Когда он удостоверился, что священник все делает правильно, он приказал ему говорить с моряками.

Люди выходили один за другим. Все были испуганы. Некоторые помогали друг другу. Один был в плохом состоянии и стонал, когда кто-нибудь касался его руки.

- Их должно быть девять.

- Один мертв. Его тело лежит там внизу, в яме, - сказал священник.

Оми минуту размышлял.

- Мура, сожги труп и держи золу вместе с прахом другого чужеземца. Размести их в том же доме, что и прежде. Дай им много овощей и рыбы. И ячневый суп, и фрукты. Вымойте их. Они воняют. Священник, скажи им, что, если они будут себя хорошо вести и слушаться, их будут продолжать кормить.

Оми следил и внимательно слушал. Он видел, что все они реагируют с благодарностью, и с презрением подумал: "Какие глупцы! " Я освободил их только на два дня, потом верну их в скудные условия, и тогда они будут есть дерьмо, действительно будут есть дерьмо".

- Мура, научи их правильно кланяться, а потом убери отсюда.

Потом он повернулся к священнику:

- Ну?

- Теперь я уйду. Поеду домой, уеду из Анджиро.

- Лучше уезжай и не возвращайся никогда, и ты, н другие, такие, как ты. Может быть, в следующий раз, когда один из вас придет в мои владения, некоторые из моих крестьян или вассалов-христиан будут считаться изменниками, - сказал он, используя скрытую угрозу и классический прием, который самураи, настроенные против христианства, применяли для контроля за неограниченным распространением чуждых догм в своих владениях, поскольку в отличие от иноземных священников их японские новообращенные не были ничем защищены.

- Христиане - хорошие японцы. Всегда. Хорошие вассалы. Никаких плохих мыслей.

- Я рад слышать это. Не забудьте, мои владения протянулись на двадцать ри во всех направлениях. Вы поняли?

- Я понимаю.

Он проследил, как священник с усилием поклонился - даже чужеземные священники должны иметь хорошие манеры - и ушел.

- Оми-сан, - обратился к нему один из самураев. Он был молод и очень красив.

- Да?

- Пожалуйста, извините меня, я знаю, что вы не забыли, но Масиджиро-сан все еще в яме.

Оми подошел к крышке люка и посмотрел вниз на самурая. Мужчина там сразу встал на колени, уважительно кланяясь.

Два прошедших дня состарили его. Оми взвесил его прошлую службу и будущую судьбу. После этого он взял с пояса молодого самурая кинжал и бросил его в яму.

У подножия лестницы Масиджиро с недоверием смотрел на нож. Слезы потекли по его щекам.

- Я не заслужил такой чести, Оми-сан, - сказал он жалко.

- Да.

- Благодарю вас.

Молодой самурай рядом с Оми сказал:

- Пожалуйста, можно попросить, чтобы вы разрешили ему совершить сеппуку здесь, на берегу?

- Он провинился. Он останется в яме. Прикажите крестьянам засыпать ее. Уничтожьте все следы. Чужеземцы осквернили ее.

x x x

Кику засмеялась и покачала головой.

- Нет, Оми-сан, извините, пожалуйста, но не надо мне больше саке, а то волосы растреплются, я упаду, и где мы тогда будем?

- Мы упадем вместе, будем любить друг друга, - с удовольствием сказал Оми, его голова кружилась от выпитого вина.

- Но я бы стала храпеть, а вы не сможете любить храпящую, противную пьяную девушку. Поэтому извините. Ой, нет, Оми-сама, хозяин нового огромного владения, вы заслуживаете большего, чем это! - Она налила еще одну порцию теплого вина не более наперстка в изящную фарфоровую чашку и протянула ее обеими руками: указательный и большой пальцы левой руки аккуратно держали чашку, указательный палец правой руки касался донышка. - Вот, потому что вы великолепны!

Он принял чашку и выпил, наслаждаясь ее теплотой и вкусом выдержанного вина.

- Я так рад, что смог убедить вас остаться еще на день, вы так красивы. Кику-сан.

- Вы тоже красивы и нравитесь мне. - Ее глаза мерцали в свете свечи, помещенной в бумажный фонарь среди цветов, свисающих с кедровой балки. Это была лучшая из комнат в чайном домике у площади. Она наклонилась, чтобы помочь ему взять еще риса из простой деревянной мисочки, стоящей перед ним на низком столике, покрытом черным лаком, но он покачал головой.

- Нет, нет, спасибо.

- Такому сильному человеку, как вы, нужно больше есть.

- Я сыт, правда.

Он не предлагал ей ничего, потому что она едва притронулась к салату тонко нарезанному огурцу и изящно нашинкованной редиске, маринованной в уксусе, - это все, что она съела за ужином. Были еще ломтики сырой рыбы на шариках, рис, суп, салат и немного свежих овощей, приготовленных с пикантным соусом из сои и имбиря.

Она мягко хлопнула в ладоши, седзи тут же раздвинула ее личная служанка.

- Да, госпожа?

- Сьюзен, убери все это и принеси еще саке и новый чайник зеленого чая. И фрукты. Саке должен быть теплее, чем в прошлый раз. Торопись, бездельница! - Она постаралась, чтобы это звучало строго.

Сьюзен было четырнадцать лет: это была милая, старающаяся угодить девушка, ученица-куртизанка. Уже два года Кику отвечала за ее подготовку.

Кику с трудом отвела глаза от чистого белого риса, который она так любила, и подавила свой голод.

"Ты ела до прихода сюда и поешь позже, напомнила она себе. - Да, но даже тогда было слишком мало".

- Госпожа должна иметь умеренный аппетит, очень умеренный аппетит, говорила обычно ее учительница. - Гости едят и пьют - чем больше, тем лучше. Госпожа так не делает и, конечно, никогда не делает этого с гостями. Как госпожа может говорить или развлекать гостей, играть на сямисене или танцевать, если у нее набит рот? Ты поешь позднее, будь терпелива. Сконцентрируйся на своем госте.

Следя за Сьюзен, критически оценивая ее искусство, она рассказывала Оми истории, которые заставили его смеяться и забыть про все на свете. Юная девушка стала на колени сбоку Оми, расставила маленькие мисочки и палочки для еды на лаковом подносе в том порядке, как ее учили. Потом она взяла пустую бутылку из-под сахе, попробовала налить, чтобы убедиться, что она пустая, - считалось дурным тоном встряхивать бутылку - потом встала с подносом, бесшумно подошла к двери из седзи, стала на колени, поставила поднос, открыла седзи, встала, прошла через дверь, опять стала на колени, подняла поднос и перенесла через порог, так же бесшумно положила его и совсем закрыла за собой дверь.