Кен Кизи - Последний заезд

— Они правы, сынок, — согласился мистер Келл. — Одно серебро в инкрустации стоит больше трехсот долларов. Меерхофф показал мне счет от серебреника. Что скажешь?

Мне показалось, что в помещении стало очень тихо. Кто-то дополнил и развил соображение Сандауна:

— Чертовски красивое седло, Джонни-мятежник.

И кто-то еще добавил:

— Пойдет к твоим сапогам.

Я понял, что попал в окружение. Я отсчитал еще четыре десятки из пояса, и толпа разразилась одобрительными криками.

— Какой у вас здесь адрес, Спейн, Джонатан? — спросил мистер Келл. — Вы где ночуете?

— Сегодня я думаю заночевать с моим конем, сэр. Когда найду, где его пристроить.

Одобрительные крики сменились хохотом.

— Худой! — крикнул ковбой с утиным носом, — Тебе легче будет пристроить свой тощий зад, чем коня.

— Они правы, сынок, — сказал мистер Келл, — В эти дни все конюшни и стойла заняты.

— Прошу прощения, мистер Келл, — вмешался Джордж. — Конь Нашвилла может переночевать сегодня с моим.

Келл все еще ждал, нацелив карандаш.

— Нам нужен ближайший родственник или кто-нибудь. На всякий случай.

Я вздохнул.

— Тогда запишите домашний адрес. Фаундер-лейн, четыреста.

— Джонатан Спейн, — записал Келл. — Фаундер-лейн. — Судя по прозвищу Нашвилл, надо записать, что вы из Теннесси?

— Да, сэр. Т-Е-Н-Н-…

— Я знаю, как пишется. Это такой штат.

С горящими ушами я отошел от стола. Спасибо хоть, Джордж и Сандаун пошли следом. Люди хлопали их по плечам и желали удачи.

— За серебряное седло потягаетесь? — крикнул утконосый.

— Похоже на то, — отозвался Джордж.

Сандаун же ответил обычным своим прямым взглядом. Мы прошли сквозь неспокойное море пьющих и вышли за двухстворчатую дверь. Я обрадовался свежему воздуху.

— Теперь слушай, Нашвилл, — сказал Джордж, целеустремленно шагая к границе парка, — Твоего коня я пристрою легко, но остальные места могут быть заняты — если мне повезет.

Он подмигнул и в качестве объяснения показал на край парка. Его мерин был по-прежнему привязан в тени телеги — но уже с седоком. Позади седла, на одеяле с зигзагами сидела Луиза Джубал. Она сидела боком, в своем костюме барышни-южанки и китайским веером отгоняла мух.

— Sabe, amigo? [23] Понимаешь, друг (исп.).

— Смекаю, — Я мигнул в ответ. Я помаленьку осваивался в новом мире.

— У моей семьи из Айдахо здесь в лагере вигвам, — сказал Сандаун.

Я воспринял это как приглашение и поблагодарил его. Джордж приложил палец к губам и пошел на цыпочках.

Луиза, видимо, влезла на свой насест по тележному колесу — сверху ей лучше было видно. Фургон «Дикого Запада» переехал на главную дорогу. Труппа раскинула свои сети в тени большого клена, и в них уже попалось изрядно пешеходов. Увлеченная зрелищем, Луиза вытягивала шею. Мне трудно было понять, почему женщина таких достоинств карабкается по колесу телеги с навозом только для того, чтобы посмотреть на лысую гориллу, играющую мускулами. Но тут увидел, что мускулами никто не играет: смотрит она на женщину с оранжевыми волосами. Леди О'Грейди сняла свой ковбойский костюм и, оставшись только в марле и бусах, исполняла египетский танец живота, а зазывала на флейте играл ей змеиную музыку. Луиза даже не заметила, что мы пришли. Когда Джордж сказал шепотом: «Ай-ай-ай, баловница», я думал, она прямо выскочит из своих голубых башмачков.

— Никогда так не делай! И вы тоже. Когда девушка смотрит на безволосого монстра.

Джордж рассмеялся.

— Ну да, на монстра, рассказывай. Ты смотришь на похабный танец, новые фигуры хочешь перенять. Я вовремя подошел — хорошим девочкам не годится смотреть на такие неприличные зрелища.

— Я специально влезла, чтобы смотреть, лицемер несчастный. Хочу смотреть и буду смотреть, и замолчи.

— Ага, хочешь смотреть и будешь? — Он отвязал поводья от тележной спицы. — Держись-ка лучше за хвост на том конце, глазастая, потому что я увожу тебя от этого неприличия.

— Никуда ты меня не увозишь, нигер! Довольно ты меня повозил по своей дорожке.

— Не вздумай соскакивать, грешница. Конь мой — семнадцать ладоней в седле, а где ты сидишь — еще выше.

Луиза пошипела и поворчала — кто он такой, чтобы говорить про неприличия! Никчемный ковбой не первой молодости, и седло такое, как будто его вытащили со свалки. Потом она вспомнила, что он говорил насчет роста мерина: семнадцать ладоней — солидная высота, если для приземления нет ничего пружинистей этих голубых башмачков, — вспомнила, смирилась, скрестила руки. Ехала в каменном молчании, пока не увидела, куда мы направляемся. Тогда она схватилась-таки за хвост.

— Индейская стоянка! Ты беспокоишься, что на меня нехорошо повлияет белая дама с желейным танцем, а сам хочешь затащить меня на вонючую индейскую стоянку? Лучше ничего не придумал? Я эту конскую ручку начисто оторву, если повезешь меня к своим горластым дикарям.

— Луиза! — изумленно воскликнул Джордж, — Как это невежливо с твоей стороны…

Конь остановился как по команде, кося глазом. Луиза сидела с неприступным видом, одной рукой держа хвост, в другой — веер. Обмахивая лицо, она повернулась к Сандауну:

— Извините, мистер Джексон. Я не хотела сказать «дикарям». И «вонючим» и «горластым» — тоже. Но согласитесь, что для носа и ушей эти вигвамы — тяжелое испытание.

— Луи-и-за! — Джордж был скандализован, — Даме не пристало так себя вести. У нас двадцатый век.

Луиза заработала веером быстрее:

— А по мне, там пахнет как в восемнадцатом.

— Ты его еще застала? — поддел ее Джордж, двигая бровями вверх и вниз.

Луиза сидела разгневанная. И не смягчилась, даже когда в роли примирителя выступил Сандаун:

— Можно проехать по речной тропинке.

— Правильно, — сказал Джордж — Она минует вигвамы.

— Знаю, я уже на ней бывала, если помнишь…

Они продолжали ее уламывать. В конце концов она подняла руки в знак капитуляции — отпустила хвост. Джордж провел мерина через ворота, а оттуда пошел напрямик, минуя вигвамы. Он насвистывал в такт шагам. Он заметно успокоился. Не мог же он оставить такой экзотический цветок без ухода.

Я тоже почувствовал облегчение. Кольцо вигвамов выглядело угрожающе, как наконечники стрел, нацеленные в небо. Вигвамов, конечно, было не так много, как теперь, но выглядели они разнообразнее. Всевозможных форм и размеров — некоторые еще крыты шкурами животных, некоторые шкуры еще воняют прогорклым жиром и обсижены мухами. Смешение племен и кланов не сумело договориться об одном центральном костре, поэтому воздух между жилищами был насыщен дымом сотен очагов в земле, где готовилась еда. В дымной мгле блуждали жены и девушки, туристы и дети, собаки и лошади. Мужчины сидели на корточках в любом пятачке тени, какую смогли найти, барабанили, пели и пили. Солнце палило.