Арсен Коцоев - Саломи

Поезд двинулся дальше. Сошедшие на станции пассажиры разбрелись в разные стороны.

— Нас только двое? — с трудом выговаривая слова, спросила Кати. — А где же третья?

— Наверное, ей не удалось протиснуться в вагон, и она отстала, — окидывая взглядом опустевшую платформу, ответила соседка. — Если бы она была здесь, мы бы ее увидели. Не будем терять времени. Надо идти.

И вслед за другими людьми они побрели по протоптанной в снегу дороге.

Село, куда они шли, находилось всего лишь в четырех верстах от станции, но и на этом коротком пути обессиленные женщины присаживались раз десять, чтобы отдохнуть.

К путешественникам такого рода жители села давно уже привыкли. Навстречу горожанам из крайней избы вышли пожилая крестьянка и две девушки. Им нужна была обувь. Узнав, что у приезжих такого товара нет, они повернули обратно.

У ворот второго дома их встретила дородная, упитанная хозяйка с лицом, круглым, как полный месяц, но с виду добродушная и приветливая. Узнав, какие вещи привезли они с собой на обмен, она пригласила их в дом.

Хозяйка видела, что ее гости истощены и смертельно устали, и поэтому не сразу заговорила с ними о делах. Сначала она посадила их за стол у печки и поставила перед ними кое-что из еды. Но делала это она не из жалости и не потому, что таковы были дедовские обычаи гостеприимства. Кто помнит теперь об этом!

Нет! Поступками хозяйки руководил холодный расчет. Ей надо было повыгоднее сторговаться с пришельцами. Она хотела расположить их к себе и хорошо знала, что ее угощение с лихвой окупится.

Когда начался разговор о деле, в комнату, беззаботно напевая, вбежала смуглая девушка. На вид ей было лет двадцать. Увидев, что в комнате гости, девушка оборвала песню на полуслове и вежливо поздоровалась.

— Что ты прыгаешь, как коза, Нина? — с ласковым укором сказала ей мать. — Пора остепениться, дочка. Ты уже не ребенок.

Вместо ответа девушка начала примерять на себя платья, кофты, юбки… — все, что принесли с собой приезжие. Она разложила вещи перед собой и рассматривала их то вблизи, то издали, время от времени поглядывая и на тех, кому принадлежало это добро.

«Почему они такие худые, такие бледные?» — думала Нина.

Она, конечно, слышала, что горожане сейчас живут очень плохо, но не знала, что до такой степени.

Какие-то смутные воспоминания промелькнули в ее голове, и она несколько раз внимательно посмотрела на Кати.

Черты ее лица ей показались знакомыми.

Девушка снова занялась примеркой вещей. Выбрав наконец шелковое платье, она сказала матери:

— Это я возьму для себя, мама.

За шелковое платье два года тому назад Кати заплатила ровно сто рублей. Теперь же она обменяла его на пуд пшеничной муки.

В мешке у Кати лежали еще две кофты и две юбки. За них она получила пуд муки и пуд картошки.

У другой женщины хозяйка купила за полтора пуда муки двадцать аршин дешевой материи. Больше она ничего не взяла. Но вскоре в дом заглянули ее соседи и разобрали все остальные вещи.

У Кати и ее спутницы были еще и деньги, и они просили продать им масла или других жиров.

Круглолицая хозяйка ответила:

— Деньги — что! Бумажки! Кому они нужны! Вот вещи — это другое дело!

Было уже поздно. Поезд отходил в город только утром, и гостей оставили ночевать. Хозяйка постелила им в коридоре.

После ужина Нина отправилась к себе в комнату. Уходя, она взяла с собой новое шелковое платье, ей хотелось еще раз полюбоваться им. Она долго рассматривала его на свет, еще и еще раз примеряла.

— Как оно мне идет! — говорила она, глядя в зеркало. — Во всем селе ни у кого нет такого платья!

Нина разделась, легла под теплое одеяло, но долго еще не могла заснуть. «То-то удивятся подруги! Такого платья ни у кого на белом свете нет!»

Но где она видела эту женщину, которая его продала? Где она видела эти серые глаза?

И вдруг Нина вспомнила: Тифлис… Ахалкалаки… Генерал Луарсаб… Да это же его жена!

— Кати! — чуть не вскрикнула Нина.

Неужели это Кати?! Ведь у нее были черные, длинные волосы, круглое, полное лицо. А эта — старая, худая — кожа да кости! А волосы белые-белые. Неужели Кати могла так измениться! Ведь прошло всего два года, как они расстались… Но глаза… подбородок… черная родинка на левой щеке… Сомнения нет! Это она!

И вспомнилась Нине ее жизнь в доме генерала. День и ночь не знала она покоя.

Генерал бывал дома редко, — он работал где-то далеко. Ух, как Кати выматывала душу у своей прислуги! Никогда не забудет Нина, как она ушла из этого дома.

Был летний, знойный день. После обеда генерал повел гостей в зал. Сели за карты. Кати тоже хотела поиграть в карты, но, не доверяя Нине, дожидалась в столовой, пока та уберет со стола.

— Скорей, скорей! — торопила барыня.

Нина несла посуду на подносе и вдруг поскользнулась на свеженатертом паркете. Раздался звон разбитого хрусталя.

Кати со сдержанной злобой тихо проговорила:

— Что ж, заплатишь!

Нина не стерпела обиды. Всего семь рублей в месяц получала она у генеральши. Да и эту сумму под разными предлогами хозяйка каждый раз урезывала.

— Вина не моя, — с трудом сказала девушка. — Вы меня торопили, и я поскользнулась. Разбились только три бокала.

— Негодяйка! Ты смеешь еще возражать? — закричала разгневанная Кати. — Не забывай, ты жрешь мой хлеб!

— Много ли вы мне платите? Всего семь рублей, а покоя нет ни днем ни ночью!

Генеральша разошлась:

— Неблагодарная! Без нас ты издохла бы с голоду!

Нина заплакала:

— Мне не нужны ваши милости. Отдайте мне деньги, которые я у вас заработала и мой паспорт.

Кати принесла паспорт и швырнула его Нине в лицо.

— Возьми! А денег я тебе не дам. Какие еще деньги! Ты разбила мою посуду. Убирайся вон!

Эти оскорбительные слова сейчас с новой силой прозвучали в ушах Нины и наполнили сердце злобой.

«Хоть сейчас и полночь, но я должна ее выставить за дверь,» — решила Нина.

Она вскочила с постели и уже хотела было накинуть пальто, но вдруг задумалась.

«Конечно, это Кати, — размышляла девушка, — но это не прежняя барыня. Та была надменная женщина с выхоленным самодовольным лицом. У этой же щеки впали, губы сжать» — наверное, давно не знают, что такое смех. Она уже одной ногой в могиле, зачем мне еще обижать эту несчастную!»

Утром, когда обе женщины собрались в обратный путь, Нина подошла к Кати.

— Может быть, у вас есть маленький ребенок, — сказала Нина, — тогда возьмите для него немного масла, — и протянула Кати небольшой сверток.

«Благодаря нам вы кушаете хлеб, но что же теперь поделаешь!» — хотела она добавить.

Но слова эти замерли у нее на губах.

Кати молча взяла масло. Она не взглянула на Нину и даже не поблагодарила ее.