Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– И что с того? – воскликнула Эйлин. – Мне это нравится. Если ты хочешь быть модным, почему бы не быть очень модным?

– Мне известна эта твоя теория, дорогая, – сказал он. – Но в любом деле можно перегнуть палку. Существует такая вещь, как излишества. Тебе приходится идти на компромиссы, даже если ты не выглядишь так блистательно, как могла бы. Нельзя слишком вызывающе отличаться от других, даже в правильную сторону.

– Знаешь, что? – она остановилась и посмотрела на него. – Я думаю, что со временем ты станешь очень консервативным, прямо как мои братья.

Она подошла ближе и поправила его галстук, потом пригладила ему волосы.

– Что же, один из нас должен стать таким для блага семьи, – с полуулыбкой заметил он.

– Впрочем, я не так уверена, что это будешь ты.

– Сегодня прекрасный день. Смотри, как красиво смотрятся эти мраморные статуи. Куда мы отправимся – в Клюни, в Версаль или в Фонтенбло? Сегодня вечером мы собираемся посмотреть на Сару Бернар.

Эйлин была на седьмом небе от счастья. Так прекрасно было наконец отправиться в путешествие с настоящим мужем!

В этой поездке у Каупервуда вновь проснулся страстный интерес к настоящим произведениям искусства и решимость завладеть ими. Он познакомился с известными маршанами и галеристами в Лондоне, Париже и Брюсселе. Его представление о великих мастерах и старых школах живописи значительно расширилось. От одного из лондонских галеристов, который сразу распознал в нем вероятного покупателя, он получил приглашение посетить вместе с Эйлин некоторые частные коллекции. Он знакомился с лордом Лейтоном, Данте Габриэлем Россетти и Уистлером, которым его представили как «заинтересованного иностранца». Эти люди видели перед собой только самоуверенного, воспитанного человека, далекого от новомодных течений. Каупервуд видел в них лишь самовлюбленность художника. Он понимал, что у него мало общего с такими людьми, но есть взаимные интересы. Он не мог быть раболепным почитателем – лишь благосклонным покровителем. Он ходил и смотрел, предвкушая воплощение своих мечтаний о величии. В Лондоне он приобрел портрет Реберна, в Париже – крестьянскую сцену работы Милле, миниатюру Яна Стена, батальное полотно Месонье и пейзаж романтического дворика кисти Изабе. Так началось расширение его познаний о живописи, и появилась основа будущей коллекции, которая стала столь важной для него в последующие годы.

После возвращения в Америку Эйлин и Каупервуд увлеклись строительством нового особняка. Во Франции им понравился один замок, архитектура которого, или скорее ее модификация в оформлении Тейлора Лорда, была принята за основу. По расчетам мистера Лорда, строительство должно было продлиться год, а то и полтора, чтобы получить идеальный результат, но время в данном случае не имело большого значения. Тем временем они старались занять свое место в обществе и подготовиться к тому знаменательному дню, когда войдут в круг чикагской элиты.

В то время чикагское высшее общество представляло собой довольно-таки пестрое собрание. Те, кто внезапно обрел богатство, поднявшись из глубокой нищеты, не могли легко забыть сельские церкви и отказаться от провинциальных привычек. Те, кто унаследовал богатство или приехал из восточных штатов, где богатство имело старинное происхождение, лучше понимали правила светских игр. И наконец, дети нуворишей, которые, наблюдая тяготение американской жизни роскоши, преисполнялись желания стать причастными к этому блеску. Они только начинали мечтать о танцах у Кинсли, зимних ярмарках на немецкий манер и летних развлечениях в европейском стиле, но все оказывались в стороне. Первая группа, несмотря на невежество и тупость, имела могущественное влияние, поскольку богатство считается высшим мерилом власти. Приемы, устраиваемые этими людьми, были смешны для остальных; они устраивали эти приемы в будние дни и наносили клоунские вечерние визиты по воскресеньям. Цель заключалась лишь в том, чтобы на людей посмотреть и себя показать. Любые новшества в мыслях или поступках решительно исключались. По сути, это была недалекие мысли и мелкие поступков, квинтэссенция консерватизма. К примеру, пригласить «актрису», как это иногда делалось в восточных штатах или в Лондоне, было немыслимо; даже на певицу или художника смотрели косо. Но если бы европейский принц добрался до Чикаго (чего никогда не бывало) или если бы богач с Востока случайно остановился в городе на пару дней, ожидая пересадки на поезд, то представители высшего круга готовы были лезть из кожи вон ради встречи с ним. Каупервуд ощущал это по прибытии в Чикаго, но он тешил себя надеждой, что если он станет достаточно богатым и могущественным, то они с Эйлин, вкупе с их прекрасным домом, вполне могут стать той закваской, на которой поднимется это пресное тесто. К сожалению, Эйлин всегда слишком явно находилась qui vivre [38]к тем возможностям, которые могли привести к общественному признанию и равенству со светскими особами, если не к превосходству над ними. Подобно дикарке, не подготовленной к защите и отданной на милость пугающим капризам погоды, она едва не трепетала при мысли о возможной неудаче. Она понимала, что по своей натуре не склонна к сближению с определенными редставительницами светского общества. Жена галантерейщика Энсона Меррилла, с которой она повстречалась в одном из центральных магазинов, поразила ее своей холодностью и отстраненностью. Миссис Меррилл была женщиной тонкого душевного склада, образованной, которой, по ее словам, было нелегко найти достойную приятельницу в Чикаго. Она была уроженкой Восточных штатов, воспитана в Бостоне и не понаслышке знала о великосветских традициях Лондона, который она несколько раз посещала. Чикаго был для нее отвратительной коммерческой дырой. Она предпочитала Нью-Йорк или Вашингтон, но была вынуждена жить здесь. Поэтому она свысока относилась практически ко всем, с кем снисходила до обычного знакомства, слегка кивая при встрече, глядя с прищуром или изогнув тонкую бровь, демонстрируя презрение к банальности происходящего.

Эйлин слышала о миссис Меррилл от миссис Хаддлстоун, жены владельца мыловаренного завода, жившего по соседству с временным домом Каупервудов; они с мужем находились на периферии светского общества. Миссис Хаддлстоун узнала, что Каупервуды были состоятельными людьми, поддерживали дружеские отношения с Эддисонами и строили особняк стоимостью в двести тысяч долларов – слухи всегда увеличивают стоимость недвижимости. Этого было достаточно. По-соседски она нанесла визит, не пользуясь выездом, и оставила визитную карточку. Эйлин же, готовая распространить свое влияние повсюду, сразу же ответила. Миссис Хаддлстоун была миниатюрной женщиной, по-своему умной и очень практичной.