Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– Миссис Сольберг, я полагаю? – любезно сказал он, почувствовав покой, исходивший от нее, и присущий ей вкус. Она была одета в скромное белое с голубой отделкой платье, украшенное узкой синей кружевной оборкой. Ее обнаженные руки и шея были прелестны. Живые глаза были по-детски раскрыты, как будто она все время чему-то удивлялась.

– Вы знаете, – говорила она, по привычке чуть выпятив губы, – я думала, что мы никогда не доберемся сюда. На Двадцатой Улице случился пожар. – Она растягивала слова и глотала согласные. – Сколько там пожарных! Столько огня и дыма! Огонь был багровый, почти оранжевый и черный. Очень красиво смотрится, как вы думаете?

Каупервуд был очарован.

– Да, разумеется, – благодушно произнес он, выбрав снисходительный, но сочувственный тон, который был ему свойствен в некоторых случаях. Миссис Сольберг вызывала в нем отеческие чувства, казалась наивной, но и была очаровательной, в ней чувствовался характер и индивидуальность. Ее руки и лицо показались ему прекрасными. Со своей стороны, миссис Сольберг увидела элегантного, волевого, сдержанного мужчину и, как она думала, очень способного, с блестящими, проницательными глазами. Она подумала так же, как сильно он отличается от Гарольда, который никогда не добьется ничего, даже если не станет известным музыкантом.

– Я очень рада, что вы принесли скрипку, – между тем сказала Эйлин Гарольду в другом углу комнаты. – С нетерпением жду, когда вы поиграете для нас.

– Очень мило с вашей стороны, – ответил Гарольд с заметным, но приятным скандинавским акцентом. – У вас замечательный дом, прекрасные книги, нефрит, хрусталь!

Когда Гарольд хочет кому-то польстить, он становится мягким, податливым. Ему нужна сильная, богатая женщина, которая могла бы позаботиться о нем, подумала Эйлин. Сейчас он был похож на энергичного, непоседливого подростка.

После ужина Сольберг играл. Каупервуда заинтересовал весь его облик с устремленным в пространство взглядом и падающими на лоб волосами. Но гораздо больше его заинтересовала миссис Сольберг, на которую он то и дело поглядывал. Он внимательно смотрел на ее пальцы, перебиравшие клавиши, любовался ямочками на локтях. Что за восхитительный рот, подумал он, и какие светлые мягкие волосы! Но больше всего ему нравилась ее игра – приглушенная нежность, которая проникала в его душу и влекла к ней, даже вызывала некоторую страсть. Такие женщины ему нравились. Она была чем-то похожа на Эйлин шесть лет назад (теперь Эйлин было тридцать три года, а миссис Сольберг двадцать семь лет), но Эйлин всегда была более энергичной, иногда грубоватой и не такой мечтательной. Наконец, он пришел к выводу, что миссис Сольберг напоминает ему раковину из тропических морей, теплую, переливчатую, изысканную. Никогда еще в обществе ему не встречались женщины, похожие на нее. Она была влекущей, чувственной и прекрасной. Он не сводил с нее глаз, пока она не осознала, что он смотрит на нее, и тогда ответила ему взглядом, немного изогнув брови и сжав уголки губ. Каупервуд был пленен ею. «Можно ли надеяться? – думал он. – Означает ли эта улыбка большее, чем просто светская учтивость?» Вероятно, нет; но может ли столь богатая натура откликнуться на его чувства? Когда она закончила играть, он воспользовался удобным моментом и спросил:

– Не желаете ли осмотреть картинную галерею? – Он предложил ей руку. – Вы любите живопись?

– Знаете ли, одно время я думала, что стану великой художницей, – кокетливо отозвалась миссис Сольберг. – Ну, разве не смешно! Однажды я послала отцу свой рисунок с надписью «Тому, кому я обязана всем, что имею». Вам стоило бы увидеть тот мой рисунок, чтобы убедиться, как это забавно.

Она тихо рассмеялась.

Каупервуд внезапно почувствовал в душе прилив жизненных сил. Ее смех был подобен дуновению летнего ветерка.

– Посмотрите, – негромко сказал он, когда они вошли в комнату, озаренную мягким сиянием газовых рожков. – Вот Луини, купленный прошлой зимой.

Это был «Мистическое обручение святой Екатарины». Каупервуд помедлил, пока она изучала неземное блаженства на тонком лице святой.

– А здесь, – продолжал он, – находится самое ценное приобретение, сделанное мною.

Они стояли перед исполненным выдающегося мастерства портретом Чезаре Борджиа работы Пинтуриккьо.

– Какое странное лицо! – простодушно заметила миссис Сольберг. – Я не знаю ни одного другого художника, который бы написал его портрет. Здесь он сам похож на художника, не правда ли?

Ей не приходилось читать историю сатанинских похождений этого человека, и до нее доходили лишь слухи о его преступлениях и кознях.

– В своем роде он и был художником, – улыбнулся Каупервуд, хорошо знакомый с жизнеописанием Чезаре Борджиа, его отца, папы Александра VI, которое в свое время и послужило причиной для покупки картины. У него лишь недавно появился интерес к деяниям Чезаре Борджиа. Миссис Сольберг едва ли уловила иронию, заключенную в его словах.

– А вот портрет миссис Каупервуд, – заметила она, повернувшись к картине Ван Бирса. – Какие нежные краски, не так ли? – с важным видом произнесла она, но даже эта невинная надменность понравилась ему. В женщинах ему нравился некоторое тщеславие и чуть-чуть самонадеянности. – Что за роскошные цвета! Мне нравится идея сада и облаков.

Она отступила назад, и Каупервуд, занятый только ею, любовался изгибом ее спины и профилем. Какая гармония линий и красок! «Где каждое движение играет и поет», – хотелось добавить ему, но вместо этого он сказал:

– Это было в Брюсселе. Облака и вазу на стене художник добавил потом.

– Думаю, очень хорошо, – заключила миссис Сольберг и отошла в сторону.

– А как вам этот Израэльс? – спросил он, имея в виду картину «Скудная трапеза».

– Мне нравится, – просто ответила она. – А также вот это полотно Бастьен-Лепажа. (Она имела в виду «Кузницу».) – Но мне кажется, что ваши старые мастера выглядят гораздо интереснее. Если вы сможете приобрести еще, то, наверное, их нужно будет выставить в отдельной зале. Вам так не кажется? Но о вашем Жероме я невысокого мнения.

Она манерно растягивала слова, что казалось ему необыкновенно милым.

– Почему? – поинтересовался Каупервуд.

– Ну, вам не кажется, что он довольно искусственный? Мне нравится колорит, но женские тела слишком совершенны. Хотя выглядит красиво.

Каупервуд мало верил в женские способности, считал их своеобразными произведениями искусства; однако в тот момент женщины могли постичь нечто особенно, что обогащало его собственное восприятие. Он понимал, что Эйлин не в состоянии сделать такого глубокого и обдуманного замечания. Сейчас его жена была не так хороша, как эта женщина, не столь обманчиво-простодушной и наивной, не такой очаровательной и умной. Муж миссис Сольберг, рассуждал Каупервуд, напыщенный глупец. Интересен ли ей он, Фрэнк Каупервуд? Сможет ли такая женщина уступить его обаянию, не настаивая на разводе и повторном браке? Он задавал себе этот вопрос. Со своей стороны, миссис Сольберг думала, каким сильным был этот мужчина во всех отношениях и как близко от нее он стоит. Она ощущала его интерес, поскольку часто чувствовала такое же отношение к себе других мужчину и понимала, что это означает. Она сознавала обаяние своей красоты, и, хотя она кокетничала так же искусно и порой рискованно, но предпочитала держаться осторожно, полагая, что вряд ли встретить мужчину, который оценит ее по достоинству. Сейчас она подумала, что Эйлин не та женщина, которая должна быть около него.