Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

«Уважаемый сэр!

Хочу предупредить что ваша дочь Эйлин спуталась с мужчиной каковой ей совсем не пара. Это Фрэнк А. Каупервуд банкир. Ежели не верите присмотрите за домом 931 на Десятой улице. Тогда сами убедитесь».

В сообщении не было ни подписи, ни каких-либо отметок, указывающих на отправителя. У Батлера сложилось впечатление, что оно могло быть написано человеком, жившим поблизости от упомянутого дома. Его интуиция иногда бывала весьма острой. На самом деле послание было написано девушкой, прихожанкой церкви Св. Тимофея, которая действительно жила неподалеку от указанного дома, знала Эйлин в лицо и завидовала ее внешности и положению в обществе. Это была худая, анемичная, неудовлетворенная особа, какие удовлетворение личной неприязни совмещают с чувством выполненного морального долга. Ее дом находился в одном квартале от тайного убежища Каупервуда, на другой стороне той же улицы. Постепенно она уяснила – или вообразила, что сделала это, – важность ситуации, чередуя факты с фантазиями и соединяя их живым воображением, иногда недалеким от действительности. В результате появилось письмо, открывавшее Батлеру жестокую правду.

У ирландцев философский и практичный склад ума. Их первая и наиболее сильная реакция состоит в том, чтобы видеть лучшее в плохой ситуации и каждому злому помыслу находить оправдание. При первом чтении этого письма Батлер почувствовал, как необычный холодок пробежал по его широкой спине. Он инстинктивно стиснул зубы и прищурил серые глаза. Неужели это правда? Если нет, почему автор письма деловито сообщает: «Ежели не верите присмотрите за домом 931 на Десятой улице»? Может ли эта подробность служить доказательством? Речь шла о человеке, который вчера вечером обратился к нему за помощью и которому он так много помогал в прошлом! В его медлительном, но ясном уме ярко возник образ его красивой, независимой дочери и одновременно четкое понимание личности Фрэнка Алджернона Каупервуда. Как он мог не распознать коварства этого человека? И если это было на самом деле, почему он никогда не замечал происходящего между Каупервудом и Эйлин?

Родители часто склонны думать, что хорошо знают своих детей и воспринимают их как должное. Раньше ничего не случалось – значит, и потом ничего не случится. Они ежедневно видят своих детей, не замечая в них перемены, и считают, что родительская любовь защищает их от любого зла. Мэри, хорошая девочка, немного сумасбродная, – что плохого может с ней случиться? Джон, прямодушный и уравновешенный мальчик, – как он может попасть в беду? Внезапное проявление дурных наклонностей у ребенка вызывает изумление большинства родителей: «Как? Мой Джон? Моя Мэри? Не может быть!» Может. Очень даже может и часто случается. Некоторые родители мгновенно ожесточаются из-за недостатка опыта или понимания. Они чувствуют себя униженными – ведь они были столь заботливы и самоотверженны! Другие смиряются с ненадежностью и непредсказуемостью жизни – с таинством нашего бытия. Третьи, получившие суровые жизненные уроки или наделенные пониманием и дальновидностью, видят в этом очередное проявление непостижимого процесса, который мы называем личной жизнью. Хорошо понимая, что напрасно идти наперекор этому, если не искать хитроумных ходов, они принимают смиренный вид и заключают временное перемирие. Все мы знаем, что в жизни нет простых решений, по крайней мере, все, кто умеет думать. Остальные суетятся, изображают громогласную ярость, которая ни к чему не приводит.

Поэтому Эдвард Батлер, будучи человеком острого ума и сурового жизненного опыта, сейчас стоял в дверях, держа в крепкой руке листок дешевой бумаги с чудовищным обвинением в адрес его дочери. Он вспомнил ее совсем маленькой девочкой – она была его старшей дочкой – и нежность, какую он испытывал к ней всегда. Она была чудесным ребенком: ее рыжевато-золотистая головка много раз покоилась у него на груди, а его грубые пальцы тысячу раз гладили ее мягкие щечки. Эйлин – его замечательная, своенравная двадцатитрехлетняя дочь! Он терялся в мрачных, печальных, неясных догадках, не зная, что думать, что говорить, что делать. Эйлин, Эйлин! Его Эйлин! Если мать узнает, это разобьет ее сердце! Нет, она не должна знать!

Отцовское сердце! Человеческий разум блуждает по разным тропам и закоулкам привязанности. Любовь матери всеобъемлющая, покровительственная, эгоистичная и одновременно бескорыстная. Она сосредоточена на своем ребенке. Любовь мужа к жене или влюбленного к своей милой – это нежные узы согласия или взаимного обмена в любовном поединке. Любовь отца к сыну или дочери, если она вообще существует, – это большое и щедрое чувство, желание отдавать, не думая о благодарности, это приятие и прощение неугомонного странника, которого хочется защищать, недостатки и неудачи которого взывают к жалости, а достоинства и достижения заставляют гордиться. Это прекрасное, великодушное, спокойное чувство, которое редко выдвигает непомерные запросы и стремится к изобильной самоотдаче. «Мой сын добился успеха! Моя дочь будет счастлива!» Кто не слышал эти откровения, кто не был свидетелем такого проявления отцовской любви и нежности?

Пока Батлер ехал в центр города, его медлительный и в некоторых отношениях простоватый ум со всей возможной быстротой перебирал возможности этого неожиданного, прискорбного и тревожного открытия. Почему Каупервуд не мог довольствоваться своей собственной женой? Зачем он вторгся в дом Батлера и вступил в тайную связь? В какой мере виновата Эйлин? Она и сама обладала немалой силой. Она должна была понимать, что делает. Она была доброй католичкой, или, по крайней мере, ее воспитывали в таком духе. Все эти годы она регулярно причащалась и ходила на исповедь. Правда, в последнее время Батлер стал замечать, что она не так часто посещает церковь. Иногда она находила отговорки и оставалась дома по воскресеньям, но, как правило, все же отправлялась туда. А теперь… Тут его мысли уперлись в тупик, так что ему пришлось мысленно вернуться к началу.

Он медленно поднялся по лестнице в свою контору. Войдя внутрь, он опустился в кресло и погрузился в тяжкое раздумье. Пробило десять часов, потом одиннадцать. Его сын пришел с какими-то насущными вопросами, но, обнаружив отца в плохом настроении, удалился, предоставив Батлера собственным мыслям. Пробил полдень, затем час дня, а он все сидел и думал, когда было объявлено о прибытии Каупервуда.

Не застав Батлера дома и не встретившись с Эйлин, Каупервуд поспешил к нему в контору. Первый этаж был разделен на обычные каморки для бухгалтеров, управляющих трамвайными линиями, финансовой и кассовой документации и так далее. Оуэн Батлер и его отец имели небольшие, но приятно меблированные кабинеты в задней части здания, откуда они руководили компанией.