Валерий Алексеев - Игры на асфальте

И она с силой захлопнула дверь.

На втором этаже мне не открыли, но детский голос довольно толково объяснил, что никого дома нету, что «мамка меня заперла» и что Вовка в лагере на две смены, скоро вернется.

— А ты в окошко не смотрел? — спросил я. — Там серая машина стояла, это к кому?

— «Волга», что ли? — уточнил невидимый ребенок. — У нас в доме ни у кого «Волги» нет, это чужая приехала.

— А кто из нее выходил, один человек или два?

— Не знаю, я с кошкой играю, — ответил ребенок. И, помолчав, добавил: — Я Марина.

— Будь здорова, Марина, — сказал я и пошел на третий этаж.

В квартире № 3 оказалась целая уйма людей. Поскольку я нажимал кнопки всех звонков подряд, в прихожей получилось общее собрание жильцов. Командовал ими немолодой тучный мужчина в голубой майке, которого я, видимо, поднял из-за стола, потому что от него пахло селедкой. За его спиной толпилось несколько женщин.

Тут моя версия о переписи ребят оказалась несостоятельной, поскольку у меня не было ни карандаша, ни блокнота.

— А ну-ка, погоди, — сказал, выслушав мой довольно путаный монолог, командир в майке, протянул волосатую ручищу, взял меня за плечо и буквально силой втащил в прихожую. — Я за тобой давно наблюдаю. Ты что это целый день возле нашего дома околачиваешься? Что вынюхиваешь, говори!

И он встряхнул меня довольно крепко.

— Во-первых, не целый день, — пробормотал я, — а во-вторых, отпустите!

— Он к Ивашкевичам ходит, — пискнула белобрысая девчонка из-за спины командира.

— Да Ивашкевичи на даче, — сказала одна из женщин.

— А к нам зачем пожаловал? — спросил мужчина, не выпуская мое плечо. — Зачем людей беспокоишь?

— Видите ли, — сказал я и с большим трудом высвободился, — я знаю, что Ивашкевичи на даче, но там у них за дверью шаги, а на звонок никто не отвечает.

— Так-так, — командир заинтересовался.

— Не отвечают — значит, нечего ломиться, — наставительно заметила та же женщина с худым, изнуренным лицом.

— Погоди, — бросил через плечо мужчина. По-видимому, это была его жена, иначе она не стерпела бы, что ее так обрывают. — Ну, и что же?

— А у вашего подъезда «Волга» стояла, — продолжал я уже более уверенно. — Я думал, может, к ним… Вещи какие-то выносили.

— «Может, к ним, может, от них»!.. — беззлобно передразнил меня командир. — Девчонку выслеживаешь? Девчонка у них симпатичная.

Я молчал: третья оплеуха за сегодня, терпи, Маркиз.

— Соплячка она еще на «Волге» раскатывать, — недовольно сказала жена командира. — Это двое мужиков вещи вывозят.

Я напрягся.

— Двое? Один такой низенький, в кожаной куртке, а второй долговязый?

Женщина подумала.

— Да вроде бы да… В сером пыльнике один, рукав регланом, а второй в кожанке.

Командир в голубой майке оказался сообразительным человеком.

— Ты что же, — спросил он с любопытством, — думаешь, они Ивашкевичей квартиру обчистили?

Я пожал плечами.

— Номер «Волги» запомнил?

Я кивнул.

— Ну, тогда, брат… — Мужчина подумал, поднял странно маленький при его грузном туловище локоток, почесал себя под мышкой. — Тогда, брат, к участковому надо. Дверь-то на замке или сломана?

— Ну, если бы сломана была!.. — я снисходительно усмехнулся. — Закрыта, и никаких следов.

— Ладно, — командир решительно повернулся. — Марта, принеси мне пиджак.

— Куда? — с оттенком пренебрежения произнесла изнуренная женщина, и сразу стало ясно, что, хотя она и позволяет себя перебивать, командира над нею нету. — Разлетелся. Иди обедай.

— Что значит «обедай»? — Мужчина даже покраснел от негодования. — Тут людей среди бела дня грабят! Вскрывать надо квартиру, я в понятые пойду.

— Тебе больше всех надо, — сказала жена и, давая понять, что разговор окончен, повернулась и пошла по коридору.

Командир посмотрел на меня, ему было неловко.

— Я думаю, что рано еще вскрывать, — сказал я, стараясь ему помочь. — А вдруг родственники? Неудобно получится.

— М-да, неудобно, действительно, — ухватился за эту мысль командир. — Ладно, выясняй, раз уж начал. Если что, заходи, у меня сегодня отгул. Сапегин моя фамилия, Сергей Иваныч.

— Очень приятно, — ответил я, но себя называть не стал.

Выйдя на площадку, я почувствовал, что от этого разговора даже рубашка моя сделалась мокрая. Это ж надо, сколько времени приходится тратить на дураков! Впрочем, я тоже хорош, идея переписи — это не лучшее мое изобретение, так можно и привод заиметь.

На четвертом этаже дверь мне открыла девушка лет двадцати или даже больше, белокурая, немного толстая и не слишком красивая, с маленькими серенькими глазками и крупным носом; у таких, я замечал, часто бывают большие амбиции. Девушка строго посмотрела на меня и ничего не спросила. Под ее взглядом я решил действовать напрямик и сухо осведомился, не слыхала ли она, как с пятого этажа вытаскивали вещи.

— Бригадмил? — спросила толстушка.

Я кивнул, стараясь упростить ситуацию.

— Удостоверение есть?

— Нет.

— Тогда катись отсюда.

Я хотел было сказать ей: «Ну, и дуреха», но воздержался и, как оказалось, правильно сделал, потому что, когда я уже спускался, девушка крикнула мне вдогонку:

— Там, на пятом, телефон три раза звонил. И трубку брали.

«Так, еще один кончик», — подумал я, замедляя шаги.

— А о чем говорили, не слышно?

— Много хочешь, — ответила девушка.

И сердито захлопнула дверь.

Тоня и Максим шагали мне навстречу с таким решительным видом, как будто готовы были вступить за меня в смертный бой. Они меня не видели: Максимка, держа Тоню за руку и то и дело пускаясь вприпрыжку, что-то возбужденно ей говорил, а она смотрела прямо перед собою, но ничего не замечала и, наверно, не слышала. Губы ее были горестно сжаты, а глаза блестели, как заплаканные, круглое личико ее словно твердило: «Ну, и ладно, ну и пусть!» А солнечная сторона улицы вдруг ни с того ни с сего загустела прохожими, и все они шли в одну сторону: в кинотеатре «Ураган» кончился кино-сеанс. Прячась за людьми, я пропустил «своих» мимо, потом зашел им со спины и, подладившись под их шаги, утробным голосом произнес:

— Кузнецов погиб, его заменяю я.

Шутка вышла, как теперь бы сказали, «черная», но они ведь не знали, что я один на один сражаюсь с бандитской шайкой. Тем не менее Тоня остановилась так резко, что я налетел на нее и, по-видимому, больно наступил на пятку.

— Ох, Гриша… — проговорила она, обернувшись. — Мы так волновались, Гриша!

И, прикусив губу от боли, наклонилась и потерла рукою ногу. Но я все равно заметил, что на глазах у нее выступили слезы: ну, как же, изменник проклятый, оставил ей малыша и умчался к своей Маргарите.