Валерий Алексеев - Игры на асфальте

Тоня молчала, по-прежнему глядя на меня, и мне стало казаться, что взгляд у нее укоризненный: эх ты, притвориться — и то не можешь как следует.

— Ну, тогда звони ей сама, — рассердился я.

— Нет, — покачав головой, ответила Тоня. — Ты с Женей дружишь, а я с Ритой — нет.

— Ну, и буду говорить с Женькой.

— А он сегодня в городе не был.

В логике ей нельзя было отказать.

Возле нашей подворотни, которая выходит в переулок, стояла чуть покосившаяся кабина телефона-автомата. Я зашел внутрь, оставив открытою дверь, Тоня молча протянула мне клочок бумаги с коряво написанным номером и собиралась отойти подальше, но я сказал ей:

— Заходи, чего там, твоя же идея.

Поколебавшись, Тоня вошла. В кабине было тесно для нас двоих, Тоня прислонилась спиною к стеклу, чтобы быть подальше от меня, но, пока я набирал номер, я почувствовал, как до меня доходит тепло ее тела. Слушая длинные гудки, я повернулся к Тоне, посмотрел ей в лицо, она глядела на меня с серьезным упреком. И совершенно безотчетно я протянул руку и погладил ее косу, мягко лежавшую на груди. Собственно, мне давно уже хотелось это сделать, только случая не представлялось, а здесь, в кабине, это выглядело совершенно естественно, и Тоня, как мне показалось, так это и приняла, во всяком случае, чуть наклонила голову, не протестуя и не отодвигаясь. Тусклый свет уличного фонаря, стоявшего поодаль, падал в кабину из-за Тониной спины, и мое лицо было освещено, а Тонино оставалось в темноте, но мы стояли так близко друг к другу, что я даже чувствовал ее дыхание, и, приглядевшись, я увидел, что глаза Тонины полуприкрыты, а губы шевелятся.

— Ты что-то говоришь? — тоже шепотом спросил я.

— Я говорю: «Гриша», — почти беззвучно отозвалась она.

И в этот момент дача Ивашкевичей подала признаки жизни. Трубку сняла «бабушкина Жека». Услышав ее голос, слабенький, старческий и все же похожий на голос Маргариты, я растерялся: с Александрой Матвеевной мне было не о чем говорить.

— А, Гришенька, здравствуй! Молодец, что позвонил. Что ж ты к нам на дачу не приезжаешь? Разве тебя Жека не приглашал? Ну, хотя бы на субботу-воскресенье, мы все будем рады…

Я слушал, выжидая паузы, чтобы вставить хоть словечко, а рука моя продолжала гладить Тонину косу, рыжевато блестевшую в полутьме, и, поднимаясь выше, коснулась ее шеи, прохладной и нежной на ощупь, и очень горячей щеки.

— Я знаю, ты с братиком младшим сидишь, — говорила старушка. — Вот с братиком вместе и приезжайте. У нас здесь раздолье. Клубника, правда, почти вся сошла, но кое-что на грядках найдется. Договорились? Приезжайте без всякого звонка. Адрес знаешь?

Я не успел ответить ни «да», ни «нет», потому что в это время трубку перехватил Женька.

— Маркиз, привет! — завопил он. — Слушай, чего ты жмешься? Завтра же приезжай! Я тут со скуки археологией занялся, раскопки делаю, прямо на участке. Камею нашел византийской эпохи, тринадцатый век, представляешь?

Я представлял себе эту камею: наверняка дешевенькая брошка пятидесятых годов нашего века, которую кто-нибудь за ненадобностью швырнул через забор. Любопытно, что подумал бы Женька, если бы этот автомат работал, как видеотелефон… Я отнял руку от Тониного лица, она вопросительно взглянула на меня, я показал ей глазами на свободное место рядом с собой: придвигайся и слушай. Разумеется, она придвинулась, и мы стали слушать Женькину болтовню вместе, по логике ситуации все теснее прижимаясь друг к другу.

— Слушай, а что это у тебя с голосом? — спросил Женька, когда я что-то ответил на его вопрос.

Не мог же я ему объяснить, что Тонины волосы щекочут мне щеку. Но Женька и не нуждался в моих объяснениях.

— А я тут джиу-джитсу решил подзаняться! — возбужденно продолжал он, забыв уже, о чем сам же спросил. — Тренер есть, кандидат в мастера, инструктор по плаванию, ух, у него приемчики, жаль, по телефону нельзя показать…

Не удержавшись, Тоня фыркнула, и Женька удивленно умолк. Я укоризненно посмотрел на нее: все-таки то, что мы слушаем вместе, не совсем порядочно по отношению к Женьке. Но и Тонино любопытство было мне понятно: она не просто стояла, прижавшись ко мне, она еще и слушала, ей, может быть, первый раз в жизни представилась возможность послушать, о чем между собой говорят пацаны.

— Кто это у тебя там? — подозрительно спросил после паузы Женька.

— Максим, конечно, — ответил я, и Тоня снова фыркнула и, виновато взглянув на меня, зажала ладошкой рот.

— А, Максим… — раздумчиво проговорил Женька и снова принялся распространяться об этом неинтересном для меня инструкторе по плаванию, который в свободное от плавания время обучает наивных людей японской борьбе.

В считанные минуты я узнал, что этого халтурщика зовут Игоряша, что он «законный мужик», что Женька может кинуть теперь любого, включая Тольца, не говоря уже обо мне, жаль только, отпуск у Игоряши кончился, но в Москве его Женька непременно найдет, правда, живет Игоряша далековато, где-то на Юго-Западе, а дачу он снимал у профессора МГУ Еремеева, сам Еремеев умер, вдова эту дачу продает, и если Игорь соберется с деньгами, он эту дачу купит, и уж тогда у Женьки будет свой тренер на каждое лето… Дождавшись момента, когда Женька остановился перевести дух, я равнодушно сказал, что все это интересно, но мне сейчас нужно поговорить с Маргаритой.

Должно быть, я произнес это имя как-то не так, потому что Тоня внимательно посмотрела на меня, а Женька от удивления долго сопел в трубку, потом недовольно спросил:

— Зачем это она тебе понадобилась? Влюбился, что ли, жить не можешь? Ты не оригинален, друг мой.

Я покосился на Тоню — она медленно отодвинулась — и коротко сказал, что у меня к Маргарите дело.

— Ладно, даю, — сказал Женька. — Ты меня удивляешь. Ранний интерес к женщинам — это, знаешь ли…

Минутное молчание, сосредоточенная возня у телефона — и голос Маргариты, мелодичный и взрослый, как будто специально созданный для звукозаписи:

— Я слушаю. Добрый вечер, Кузнецов Гриша.

Одной интонацией Маргарита дала мне понять, что ей неясно, зачем она мне понадобилась.

— Послушай, Маргарита, — без всякой подготовки сказал я, — ответь на один вопрос. Есть у вас такой знакомый или родственник?..

И я довольно точно (во всяком случае, подробно) описал приезжего из Вологды, умолчав только о том, что про себя назвал его Кривоносым: а вдруг это и в самом деле близкий родич или старинный друг дома, мало ли что.

Маргарита выслушала меня очень внимательно, не перебивая, по ее дыханию чувствовалось, что мой рассказ ее заинтересовал, потом, понизив голос, сказала:

— Подожди минуту, я перенесу телефон на веранду… — И громко, сердито: — А то тут есть некоторые любители подслушивать!