Джим Кокорис - Богатая жизнь

В противовес маленьким, близко посаженным глазам подбородок у него был сильным и жестким, который, выдаваясь вперед, создавал обманчивое впечатление гордого и уверенного в себе человека. Он сидел на стуле, наклонившись вперед и разглядывая далекий горизонт, совершая пробные нападения на ряды восставших в поисках слабых мест, выясняя, какое направление атаки избрать, и я видел в его глазах редкое выражение волнения и увлеченности. Геттисберг, Энтиетем, Ченселлорсвиль, Бул Ран, Атланта, Лукаут Маунтин — отец был ветераном сражений во всех этих местах. Он скакал в глубокой грязи с Грантом, отстаивал занятые позиции с Джексоном, совершал блестящие маневры с Шерманом и много раз умирал с Линкольном.

— Папа, у меня кровь из носа идет, — сказал Ковырялка, войдя в комнату.

Кровь, струившаяся по подбородку Томми и капавшая ему на желтую курточку пижамы, была поразительно яркой, красной. Ничего удивительного, кроме яркого цвета, в крови из носа Томми для меня не было. У него часто шла из носа кровь, что создавало неудобства, но не вызывало опасений; при этом не требовалось ничего, кроме тряпки, смоченной холодной водой, и успокоительного поглаживания по голове.

Однако это почему-то обеспокоило отца.

— Господи Боже, — воскликнул он. Вскочил, схватил Томми в охапку и исчез в коридоре. Спустя десять минут, когда он вернулся, я притворился спящим. Я слышал, как папа вздохнул, почувствовал, как он поправил простыни, потом ушел. Я достал из-под подушки восковые губы и стал их рассматривать.

Они интересовали меня, как интересуют одиннадцатилетних мальчишек все необычные предметы. Губы были гладкими и легкими, на обратной стороне у них была тонкая перемычка, которая удобно заходила мне точно между зубов. Надев их, я стал представлять, как буду танцевать с мисс Грейс, моей нежной и хрупкой учительницей, у ее письменного стола.

— Тедди, — прошепчет она мне, взяв мое лицо в ладони, — Тедди Папас. Боже, какие у тебя губы!

После того, как видение мисс Грейс померкло, я осторожно снял наволочку с подушки и обернул ее вокруг головы наподобие тюрбана, потом схватил одеяло и накинул на плечи, как плащ. Крепко держа восковые губы, пересек коридор и вошел в комнату брата, намереваясь разбудить его и привести в ужас (я так иногда делал, когда было настроение). За несколько недель до этого спрятался у него под кроватью и стал рычать, пока он не закричал от страха.

Комната Ковырялки была маленькой. В ней было столько разбросанных игрушек и одежды, что мне потребовалось некоторое время, чтобы проложить дорогу к его кровати. Добравшись до места, я наклонился к его лицу, чтобы проверить, не идет ли кровь (что, как я знал, папа всегда забывал сделать). Убедившись, что нос чистый и сухой, стал слегка постанывать сквозь восковые губы, надеясь этим разбудить его. Я постанывал и постанывал, ожидая, что он шевельнется. Когда он повернулся на другой бок, я увидел у него в руках голубой свитер — мамин свитер.

Я стоял и смотрел, как брат сжимает свитер. Я ненавидел и любил его так, как только братья могут любить и ненавидеть, и меня беспокоило его странное поведение. Я знал, что он отчаянно тоскует по маме, много раз слышал, как он плачет во сне. Но в первый раз увидел, что брат прижимает к себе ее свитер.

Я смотрел на него довольно долго. Его черные густые волосы были отброшены на лоб, а рот открыт. Он выглядел таким маленьким и трогательным. Вынув изо рта губы, я наклонился и, почти прижав рот к его уху, прошептал «Аве Мария». Мама с нами всегда читала эту молитву перед сном, и мое моление было не только за Томми, но и за нее. Закончив читать, я пошел к себе в комнату, мой плащ-одеяло волочился по полу. Я чувствовал себя обессиленным.

Немного погодя меня разбудили звуки всхлипываний. Сначала я решил, что это Ковырялка, но по мере того, как сон уходил и голова прояснялась, стал понимать — плачет папа. Это меня испугало. До этого он плакал только перед похоронами и еще немного на похоронах. Боясь, что он поранился или заболел, осторожно прошел в его спальню, где обнаружил его сидящим на краю кровати с лотерейным билетом в руках. Тем билетом, который мы купили в «Эммо».

— Почему ты плачешь? — наконец спросил я.

Он вскинул на меня глаза и, смущенный, быстро вытер слезы.

— Это телевизор, только что услышал. Смотрел внизу новости по телевизору, — объяснил он. Потом опустил глаза на лотерейный билет, затем опять посмотрел на меня. — Похоже, мы выиграли большие деньги, Тедди, — тихо сказал он. — Боже милосердный, мы, похоже, выиграли громадные деньги!

Мы стали богатыми, но все было как-то странно, я даже не понимал как. Папа как будто тоже этого не понимал, он продолжал свои ежедневные изыскания в области Гражданской войны, но с еще большей решимостью. По мере того как шло время, он все упорнее молчал. Проходили недели, а он все не предъявлял билет к оплате.

Время от времени новости о лотерее просачивались в наш дом, обрывки из теле- и радиопередач, в которых обсуждался размер выигрыша, и высказывались предположения о том, почему же победитель, купивший билет на границе Иллинойса и Висконсина, пока не объявился и не потребовал свой выигрыш. Папа несколько раз инструктировал меня, запрещая говорить о лотерее с кем бы то ни было. Его необычная настойчивость и прямолинейность гарантировали мое молчание и удержали меня от того, чтобы задавать слишком много вопросов.

Хотя однажды ночью я не выдержал.

— Мы будем получать деньги по лотерее? — спросил я, когда папа проходил мимо моей двери по пути в свой кабинет.

— Да, — ответил он. Потом добавил: — Но сначала мне надо все организовать. Утрясти некоторые вещи. — И прошел мимо.

День проходил за днем, я чувствовал все растущее волнение, медленно нарастающее тепло, разогревающее мою кожу, натягивая ее на щеках и заставляя их гореть. Лотерея и таинственный незнакомец, выигравший главный приз, были основными темами разговоров в моей школе Св. Пия в те дни. Сердце у меня подпрыгивало каждый раз, когда я слышал, как об этом говорили. Предположения о том, почему никто не получает выигрыш, колебались от совершенно абсурдных (билет приобрел враг Америки) до вполне возможных (купивший или купившая билет умерли, узнав о своем выигрыше). Мой отец, не враг и не мертвец, хранил по этому поводу гробовое молчание.

Как-то после школы я поднялся в комнату и стал составлять список покупок, которые, по моему мнению, надо было сделать нашей семье после того, как папа наконец решится обратиться за выигрышем. Я был уже достаточно большим, чтобы понимать — мы и так не бедствуем, так как папа профессор одного из ведущих университетов и написал пользовавшуюся успехом книгу о Гражданской войне; поэтому в список я вносил те вещи, купить которые можно только выиграв в лотерею.

Читать дальше