Сюсаку Эндо - Посвисти для нас

Спустя неделю после того, как Одзу отправил другу ручку, от него пришло письмо, написанное теми же каракулями. Хирамэ писал, что будет хранить ручку всю жизнь, и еще просил у Одзу извинения и обещал больше его не беспокоить. Прочитав до конца письмо, Одзу почувствовал, что сделал для друга все, что должен был сделать.

Осень кончилась. Однако Одзу и его друзья еще не понимали, что приближается момент, который перевернет их жизнь.

Утром в начале декабря Одзу разбудила мать.

— Просыпайся! Просыпайся!

— Колледж… — Одзу высунул из-под футона сонную физиономию, — после обеда пойду. Дай еще немножко поспать.

— Да проснись же! Началась война с Америкой!

Он вскочил с постели и схватил экстренный выпуск газеты, который протягивала ему мать. В глаза бросились черные иероглифы: «С рассвета 7 декабря Япония и США находятся в состоянии войны на Тихом океане».

— Ура! — воскликнул Одзу. — Началось!

— Что теперь будет? Тебя ведь тоже могут забрать? — Мать с тревогой посмотрела на него. — Какой ужас!

— Ну что ты говоришь?! Япония раздолбает Америку!

Одзу проглотил завтрак и выскочил из дома. Может, в колледже больше знают о том, что происходит.

На станции Умэда из громкоговорителя гремел военно-морской марш. После марша по радио стали передавать новости, от которых пассажиры пришли в большое возбуждение. Новости кончились, и из толпы вдруг донеслись крики: «Банзай!»

В колледже никаких подробностей Одзу не узнал. По вопросу, который больше всего волновал студентов — отменят ли отсрочку от призыва, — похоже, пока никаких решений не было.

— Наконец настало время столкновения между цивилизацией японского духа и иностранной цивилизацией материализма, — объявил перед началом занятий преподаватель философии. Голос его срывался.

— Проблема преодоления чужеродного влияния тоже поставлена на карту в этой войне. Сегодня утром я подумал, что миссия Японии заключается в том, чтобы нанести последний, решающий удар по уже зашедшей в тупик иностранной культуре.

Однако Одзу и его товарищей куда больше этой сложной риторики интересовали поступающие одно за другим сообщения о военных успехах.

В тот вечер Эйити, у которого было ночное дежурство, поужинал в грязноватом китайском ресторанчике и вернулся в отделение.

В опустевшем офисе стояли в ряд заваленные всякой всячиной столы. Среди пробирок, книг и пустых коробок из-под лекарств были оставлены пустые бутылки из-под виски, чашки.

Эйити сунул в рот сигарету. Обнаружив, что у него нет спичек, он огляделся по сторонам — может, у кого-то на столе валяется коробок. И заметил на столе Курихары банку с трубочным табаком.

Табак был американский. Курихара иногда курил в отделении сигары и трубку.

Без всякой задней мысли Эйити взял в руки банку, посмотрел, что на ней написано. Потом открыл крышку.

В банке оказалась маленькая фотография, покрытая тонким слоем табачной пыли.

На фотографии была женщина в пальто, за спиной у нее простиралось море. Она смотрела в камеру, щурилась на солнце и улыбалась. На обороте снимка было выведено неустановившимся почерком: «На память от поездки в Симоду».

Эйити какое-то время смотрел на фотографию.

«Такое впечатление, что я ее где-то видел…»

Точно видел. Только не мог вспомнить где. Обнаружив фото, он сначала подумал, что это Ёсико Ии, но, посмотрев на снимок, убедился, что это не она, и вздохнул с облегчением.

Эйити уже собирался положить фотографию обратно в банку, но передумал и сунул ее в карман. Потом взял банку, выключил свет и вышел из офиса. Пройдя до конца безлюдного коридора, он выбросил банку в мусорную корзину.

«Заметит Курихара завтра, что банка исчезла?»

Если даже заметит, но вида не подаст, значит, женщина на фотографии ему не дорога, размышлял Эйити.

Он не считал, что делает что-то дурное. В его представлении это была всего лишь маленькая шутка. Особого любопытства или интереса женщина на фото у него не вызывала.

Но когда он поднялся по лестнице и бросил взгляд на пост медсестер, ему в голову пришла неожиданная мысль: «Хм-м. А может, эта женщина… одна из наших сестричек?»

— Как состояние пациентов? Есть изменения? — поинтересовался Эйити у молодой медсестры, заполнявшей журнал.

— Нет. Ничего нет.

Из палат по обе стороны коридора доносились голоса и звук работающего телевизора. На раздаточной тележке были сложены алюминиевые подносы.

«Вы не знаете эту сестру? Из какого она отделения?»

Эйити хотел было достать из кармана фотографию и задать эти вопросы ничего не подозревающей молодой сестре, корпящей над журналом. Он знал, что сестры постоянно сталкивались друг с другом в общежитии, даже если работали в разных отделениях.

— Я буду в дежурной палате. — Эйити передумал и вынул руку из кармана. — Звоните, если что.

Ночь прошла спокойно, наступило утро.

Эйити умылся, заглянул на пост медсестер, расписался в журнале ночных дежурств: «Дежурство прошло нормально», поставил личную печать и вышел из больницы. Выпил в кафе чашку кофе и вернулся в отделение.

Один за другим стали появляться сотрудники.

— Доброе утро! — привстав на стуле, приветствовал Эйити начальство.

— Как ночь прошла?

— Без изменений.

— Что у нас сегодня?

— После обеда совещание по намеченным на послезавтра операциям.

Курихары еще не было. Конечно, никто не заметил, что с его стола исчезла пустая банка от табака, а если бы и обратили внимание, ничего особенного не подумали бы.

Пришел завотделением и стал кому-то названивать. Потом с озабоченным видом вышел из кабинета, и наконец появился Курихара. Он поставил сумку, покопался на столе, выдвинул ящик. От Эйити не укрылось, что пропажа банки не осталась незамеченной. На лице Курихары промелькнуло удивление, он покрутил головой по сторонам.

— У меня на столе стояла банка. Никто не брал?

— Я не брал, — безжизненным голосом отозвался кто-то.

— Я точно помню, что оставил ее здесь вчера… — Курихара наклонил голову набок.

Эйити сунул руку в карман. Пальцы коснулись обреза фотографии.

«Из какого же она отделения?»

Вряд ли Курихара стал бы расспрашивать о пропавшей банке, если бы карточка ничего для него не значила, думал Эйити. Он встал и вышел из комнаты.

Он точно где-то видел эту медсестру, но наверняка знал одно: она не из хирургии.

В коридоре Эйити искоса поглядывал на сестер, мимо которых он проходил. Нет, среди них ее не было.

«Может, спросить Кэйко Имаи?» — вот что вдруг пришло ему в голову. Но он тут же подумал, что нельзя хотеть от Кэйко слишком многого после того, как он с ней порвал.

В больнице стартовал очередной шумный день. Осмотр еще не начался, но в коридоре на кушетках уже ожидали своей очереди амбулаторные пациенты. В регистратуру тоже выстроилась небольшая очередь. Ни дня не обходилось в больнице без страждущих людей. И Эйити был одним из тех, кто облегчал людские страдания.