Сюсаку Эндо - Посвисти для нас

— Отец и мама уже старые. А ты, как я понимаю, тоже был на войне?

Айко посмотрела на армейские башмаки, которые носил Одзу.

Они спустились по каменным ступеням и сели на лавочку у пруда. Мимо пролетела еще одна снежинка, которую откуда-то принес ветер.

— Здесь холодно, — пробормотал Одзу.

— Да. Мы в котловине, и со всех сторон горы.

— Ты изменилась, Айко.

— Не только я. Была долгая война.

— В армии я часто вспоминал школу Нада.

Она улыбнулась и помолчала. Потом тихо выдохнула:

— А та электричка еще ходит?

— Ходит! Только стала еще старее и ползет еле-еле.

— Я очень скучаю — и по электричке, и по нашим местам.

— Мы тогда представить не могли, что с нами такое будет. Такая беззаботная была жизнь!

— М-м.

— Как твой ребенок? Здоров?

Айко печально покачала головой:

— Он умер. Воспаление легких…

— Воспаление легких?!

— М-м.

Одзу подумал, что за время войны исчезло все, что может приносить людям счастье. В Японии не было ни одного человека, который бы чего-нибудь ни лишился. У кого-то сгорел дом, у кого-то умерли или погибли родные, пропали друзья.

— Хирамэ… ты его помнишь?

— Конечно. Что с ним? Как у него дела?

— Умер. Он тоже.

— О нет!

В глазах Айко мелькнули удивление и печаль.

— Он был в Корее. Заболел и умер.

Одзу достал из кармана завернутую в бумагу авторучку.

— Помнишь ее?..

Айко безучастно смотрела на гладь пруда. В глазах ее была пустота. Слова о смерти Хирамэ, должно быть, напомнили ей о дне, когда погиб ее муж.

— Ты помнишь ее? — повторил Одзу, и Айко наконец вернулась к реальности. — Авторучка. Когда-то ты подарила ее Хирамэ. Он так дорожил ей до самого последнего дня…

Брови Айко нахмурились, она внимательно слушала сбивчатую речь Одзу.

— Он… в записной книжке… нарисовал карту окрестностей Асиягавы. Ряды сосен. Мост. Твой дом. Понимаешь, почему он это сделал? Этот дурачок. Так он отдыхал душой, утешал себя. Каждый день тяжелой службы первогодком. Рисовал карты Асия ручкой, которую ты ему подарила…

Маленькая снежинка скользнула по плечу изношенного пальто Одзу и приземлилась на щеку Айко. Небо, какое-то время сочившееся слабым светом, опять заволокло мрачными тучами.

— Когда-то она… принадлежала тебе… Теперь это память о нем.

Не говоря ни слова, она взяла маленький бумажный сверток.

— Теперь и мне… будет легче…

На лице Одзу появилась вымученная улыбка.

Маленькая авторучка, перешедшая от Айко к Хирамэ, пересекла море из Японии в Корею, вернулась в Японию и теперь вновь оказалась у своей хозяйки.

— Да… много чего было. — Одзу взглянул на часы. — Скоро автобус придет. Мне надо идти.

— Спасибо. — Айко неожиданно поклонилась. — Спасибо тебе большое, что приехал в такую даль, в эти горы.

Они вместе спустились по ступеням, прошли через храмовые ворота и направились к автобусной остановке.

За полями и холмами, еще покрытыми снегом, можно было различить холодную и пустынную гряду Китаяма. Чтобы вернуться в Киото, надо было перевалить эти горы, поросшие мрачным кедровником.

— В Хансин возвращаться не собираешься?

— Не знаю.

Вдали показался автобус, медленно направлявшийся к ним. Наверное, я ее больше не увижу, думал Одзу. Как не увижу вновь Хирамэ, так не увижу и ее.

— Береги себя! — проговорил, когда автобус подъехал к остановке.

— Ты тоже… — отозвалась Айко.

Одзу вошел в салон, где сидели всего два пассажира, и автобус тут же тронулся. За запачканным окном печально улыбалась одетая в шаровары Айко. Скоро она скрылась из виду…

Автоматические двери операционной открылись, и оттуда появилась кровать-каталка в сопровождении четырех медсестер. Капельница для переливания крови и трубки, по которым подавался кислород, делали фигуру спящей Айко как бы частью какой-то машины.

Каталка медленно катилась по длинному освещенному коридору. Попадавшиеся навстречу посетители больницы прижимались к стенам, будто мимо них проезжало нечто пугающее.

Подруги Айко с тревогой ожидали ее у дверей палаты.

— Спасибо вам большое, — поклонилась одна из них медсестрам.

— С Айко все в порядке?

— Да, все хорошо.

Однако на бледном лице Айко не шевелился ни один мускул. Под установленным на кровати виниловым покровом одна из сестер торопливо прилаживала манжету тонометра к руке пациентки. Появился новый баллон с кислородом.

Сняв хирургический халат и приняв душ, Эйити направился в палату, куда привезли прооперированную. Он прослушал стетоскопом сердечный ритм и легонько похлопал Айко ладонью по щекам.

— Нагаяма-сан. Нагаяма-сан!

Глаза Айко сонно приоткрылись.

— Операция окончена.

— Благодарю вас… — пробормотала она, с трудом ворочая спекшимися губами. — Спасибо… большое.

Айко снова впала в беспамятство. Эйити вколол ей в руку средство, стимулирующее сердечную деятельность, а также антираковый блалиамицин. Согласно инструкциям, полученным из лаборатории фармацевтической компании, ежедневные внутривенные инъекции от ста до двухсот миллиграммов препарата должны возыметь действие.

«Пусть так и будет! Пусть препарат сработает! Он должен оказаться более эффективным, чем блаомицин и адриамицин, — убеждал себя Эйити, вкалывая иголку шприца в тонкую белую руку. — И тогда меня запомнят в медицинских кругах… как человека, первым применившего это лекарство».

Он снова представил себе большую аудиторию, где делает доклад. Ярусная аудитория забита под завязку. На первых рядах профессора разных университетов. Звучат удивленные возгласы. Это реакция на их с Курихарой выступление. С этого момента его имя запечатлится в головах всех этих профессоров.

— Я буду в больнице всю ночь.

Передав шприц сестре, Эйити обернулся к подругам Айко:

— Можете не беспокоиться и спокойно идти домой. Опытная сестра будет заглядывать к ней каждые полчаса.

— Но мы уже решили посменно дежурить у ее кровати.

— Вот как? Тогда, если заметите хоть малейшее изменение в ее состоянии, жмите на эту кнопку. И на всякий случай напоминаю: не давайте ей воды.

— Хорошо.

Эйити с сестрой вышли из палаты.

— Замечательный человек, скажи? — вздохнула первая подруга. — Совсем молодой… но такой уверенный, надежный… Как бы я хотела быть замужем за врачом.

— Да, в самом деле. Как он сказал, что беспокоиться нечего, у меня прямо камень с души свалился.

Ночью Эйити дважды, через три часа, наведывался в палату Айко. Около полуночи она еще раз очнулась от наркоза, все вроде было в порядке. По методике лечения пациентке вкололи камфору и глюкозу.

— Почему бы вам теперь не отдохнуть? — участливо предложил Эйити подругам Айко, перед тем как вернуться в помещение дежурного врача. Там он засучил рукава рубашки, чтобы помыть руки, и тут зазвонил телефон.