Селия Рис - Ведьмина кровь

Вторая книга Царств. Бабушка позаботилась, чтобы я знала Библию.

Звучный голос разносился над собранием. Люди кивали головами, некоторые слегка раскачивались в такт его словам. Преподобный говорил вещи, в которые здесь верил каждый.

— …а если мы нарушили волю Его, отступили с избранного для нас пути, мы должны молить о прощении. Нужно покаяться…

Какое-то время я слушала внимательно. Он был красноречив, но время шло, и мне стало трудно сосредоточиваться на его речи. Стараясь не замечать усталости в затекших ногах, я погрузилась в собственные мысли. Однако я привыкла к долгим молитвам и умело изображаю благочестие.

Бабушка ходила в церковь в любую погоду и всегда брала меня с собой, хотя путь от нашей лачуги до деревни был неблизкий — четыре мили туда и четыре обратно. Каждое воскресенье она приходила в церковь. Даже после того, как пуритане выгнали священника, сожгли его одеяние, раскололи статуи святых и Девы Марии, разбили цветные витражи и заменили алтарь простым столом. Она приходила, когда начались сплетни, и ненависть стала преследовать нас. Бабушка не пропустила ни одной службы, даже когда ее поймали и прочертили железной булавкой крест на лбу, чтобы лишить ее ведовской силы. Она не вздрогнула — стояла, опустив голову, и смотрела, как на каменные плиты пола капает кровь.

— Мэри? Мэри! — Я почувствовала, как меня трясут за руку. — Молитва закончена.

Это была Марта. Я очнулась и огляделась. Даже самые благочестивые потягивались от усталости. Я тоже собралась двинуться с места, но в глазах потемнело, и я бы упала, если бы Марта меня не подхватила. Я почувствовала на себе взгляд бледных глаз и испугалась, что пастырь меня раскусил. Он сощурился. Но затем его рот, тонкий, как порез от бритвы, изогнулся в одобрительной улыбке. Он принял мое головокружение за результат усердия. Можно было вздохнуть с облегчением.

Наши молитвы услышаны. Туман рассеялся, а с востока подул свежий ветер. Я искренне возносила благодарности вместе со всеми. Задерживаться дольше было бы невыносимым. Я хочу поскорее оставить эти места.

Мы покинули трактир и направились к башне, возвышавшейся над западными воротами города. Там, в гавани, стояли на якоре корабли, а за ними простиралось море. Мы прошли под исполинской аркой — кто поодиночке, кто парами, кто небольшими группками: люди с детьми и багажом, тюками постельного белья и кухонных принадлежностей. Все осторожно ступали по дороге, засыпанной мусором и залитой лужами, стараясь ничего не уронить из необходимого, а потому бесценного. Родители постоянно окликали детей, чтобы те не убегали — вдруг потеряются. И каждый шагал, думая только о сиюминутных заботах, будто никого не одолевали сомнения, нужно ли уплывать за океан. А ведь после этой арки пути назад уже не было. Ни для кого из нас.

Поскольку я никогда раньше не видела моря, то и на кораблях не бывала. Они оказались огромными. Наш — «Аннабелла» — размером с целую улицу, пахнет смолой и свежим деревом. Ступив на палубу, я почувствовала легкую качку и схватилась за толстый канат, который свисал откуда-то с мачт, тянувшихся в небо. Прощай, твердая почва.

Когда все поднялись на борт и весь багаж был погружен, нам велели собраться вместе. Я встала со всеми, опустив голову и разглядывая палубные доски, отдраенные до белизны и уложенные так плотно, что между ними не было ни единой щели. Корабль скрипел канатами, словно ему не терпелось пуститься в путь. Преподобный Корнуэлл начал молитву. Все погрузились в молчание. Капитан и его команда стояли с непокрытыми головами, торжественные, как и старейшины.

— Отправляющиеся на кораблях в море, производящие дела на больших водах… видят дела Господа и чудеса Его в пучине…

Когда молитва закончилась, мы спустились на просторную нижнюю палубу. Теперь это наш дом. Поначалу казалось, что это необъятное помещение, во всю длину корабля, но скоро выяснилось, что пространства едва хватает для спальных мест.

Где-то над нами суетились и кричали матросы, поднимая парус и вытягивая из воды увесистую якорную цепь. Устроившись небольшими группами, люди принялись раскладывать вещи и делить пространство.

— Мы тут как сельди в бочке, — заметила я, когда все разобрались со своими тюками.

— И запах скоро будет соответствующий, — подхватила Марта, кивая на отхожее место в углу. — На, положи к себе в постель. Дома собрала, в саду, перед отъездом.

Покопавшись в сумке, она протянула мне пучок трав: еще свежую лаванду, розмарин с резким запахом и сушеную таволгу. Аромат сразу напомнил бабушкин сад, и глаза мои наполнились слезами. Марта хотела что-то сказать, но крики сверху заглушили ее голос. Тяжелый причальный трос с глухим ударом упал на бок корабля. Качка стала заметнее. Грот-мачта затрещала на ветру, корабль начал поворачиваться, и люди на нижней палубе были вынуждены хвататься за что попало, чтобы устоять на ногах.

Путешествие началось.

Март (?) 1659

Нам повезло с погодой: ветра дули в нужную сторону. Всю дорогу до Лендс-Энда моряки благодарили нашего пастыря, думая, что помогли его молитвы, но ночью мне снилась помощь совсем другого рода: повсюду вдоль берега я видела женщин, стоявших на холмах и скалистых мысах. Они наблюдали за нашим плаванием. Их распущенные волосы струились по ветру. Некоторые тянули к нам руки, а другие сидели на камнях, словно на тронах. Мне снилось, что мы проплываем совсем близко и я могу различить их лица. Во сне я знала, что их послала моя мать. Ибо она могущественная ведьма, а я ее дочь, и она оберегает меня.

Тридцать шесть шагов вдоль, девять поперек. Это главная палуба. Четырнадцать вдоль, восемь поперек — нижняя палуба. Вот мир, в котором я сейчас живу. Когда я впервые увидела «Аннабеллу», она показалась мне гигантской, но чем дальше мы отплываем, тем она кажется меньше, и теперь я боюсь, что однажды она сожмется до размеров ореховой скорлупки, превратится в игрушечный кораблик посреди бескрайнего зеленого моря.

Капитан Рейнольдс живет в маленькой каюте на корме, под полупалубой. Матросы спят и хранят пожитки где придется, отдельных кают не много. Помимо нашей общины на корабле есть другие пассажиры, мы тут и впрямь набиты как сельди в бочке. Стоит ужасная вонь, особенно когда задраены люки, и даже просоленная рыба пахнет лучше, чем наше обиталище. Преподобный Корнуэлл — один из немногих, кто живет в каюте. Там тесно, зато он может побыть один — роскошь, недоступная большинству из нас. Сейчас его одолела морская болезнь, так что ежедневные службы ведет один из старейшин.

Многих тошнит. Марта старается по мере сил всем помогать, а я на подхвате. У преподобного нет жены или другой родственницы, так что забота о нем часто выпадает на мою долю. Мне это не нравится. Я кое-что смыслю в целительстве, но необходимость лечить этого человека не доставляет мне радости.