Селия Рис - Ведьмина кровь

В его каюте стоит кислый запах от рвоты и отхожего ведра. В стене есть небольшое окно с деревянной створкой, которую я, приходя, тороплюсь поднять. Под окном — откидной столик, на котором можно писать. Обычно он опущен и прижат к стене, но иногда откинут, и в такие дни на нем куча бумаг. Еще здесь висит полка с книгами. Сундук в ногах кровати всегда открыт, и в нем тоже книги. В основном религиозные: комментарии к Библии и собрания проповедей. Некоторые на английском, некоторые на латыни.

Я рассматривала книги в надежде найти что-нибудь интересное для себя, когда с кровати раздался голос. Я вздрогнула и обернулась. Преподобный редко показывал, что вообще замечает мое присутствие.

— Ты что, умеешь читать?

— Да, сэр. По-английски и немного на латыни. Писать тоже умею.

— Кто тебя научил?

— Моя покойная бабушка, сэр.

Он приподнялся на локтях, чтобы получше разглядеть меня. Лицо над ночной рубашкой было пепельно-бледным. Жидкие волосы прилипли ко лбу.

— Кем же она была?

Преподобный выжидающе смотрел на меня. Я не подала вида, что испугалась, но почувствовала, как на шее забилась жилка.

— Простая крестьянка, сэр.

— И она знала латынь?..

— Ее, в свою очередь, научила ее бабушка.

Это было правдой. Я не стала уточнять, что ту учили монахини и что у нас хранилось много книг из монастырской библиотеки, спасенных от людей короля Генриха [3] Речь идет о Генрихе VIII (1491–1547), жестоком правителе. В числе прочего он известен разорением и закрытием католических монастырей. .

— Как тебя звать?

— Мэри, сэр.

— Дай мне воды.

Я наполнила его стакан.

— Библию знаешь?

— Да, сэр. Тоже благодаря бабушке.

Он кивнул и обессиленно откинулся на подушки.

— Хорошо ли ты пишешь? Почерк ровный?

— Да, сэр, весьма. К чему вы спрашиваете?

— Ты мне пригодишься. Я собираюсь вести записи о нашем путешествии…

— Вроде дневника?

Он бросил на меня возмущенный взгляд: как можно его заподозрить в такой фривольности!

— Это будет хронология! Заметки о Божественном Провидении… Книга чудес.

Корабль набирал скорость. Многие решили, что это знак: Провидение на нашей стороне. Даже из каюты я слышала, как волны бьются о деревянные борта. Огромные паруса потрескивали над нами. От перемены ветра корабль накренило, и мне пришлось схватиться за стену, чтобы удержаться на ногах. Преподобный закрыл глаза и снова уронил голову на подушки. Кожа его казалась зеленоватой и лоснилась от пота.

— Я намерен ежедневно записывать, как идут дела, — произнес он. — Но сейчас я слишком слаб, чтобы держать перо…

— Желаете, чтобы я писала за вас?

Он кивнул, не в силах больше сказать ни слова. Содрогнувшись от рвотного позыва, он едва успел склониться над ведром у кровати.

Теперь преподобный Корнуэлл ежедневно зовет меня к себе в каюту — то отчитаться о делах на борту, то писать под его диктовку. Ничего достойного «Книги чудес» пока не случалось. Нашей жизнью правит смена света и тьмы. Днем мы готовим еду, заботимся о больных и детях, делаем уборку. Преподобный не находит это чудесным, поэтому я записываю его размышления. Их у него много, идеи витают в его голове, как мухи над навозом, и каждую он излагает в мельчайших подробностях. Каюта по-прежнему наполнена кисловатым запахом, и мне не терпится поскорее вырваться на волю, но я вынуждена сидеть и писать, пока от монотонной речи пастыря не разболится голова, а пальцы не потемнеют от чернил.

Когда я не занята у преподобного, я помогаю Марте. Жизнь на борту — испытание для всех. Многие здесь целыми семьями. Ближе к носу живут Саймонды, Селуэи и Пинни, ближе к корме — Вейны, Вейлы и Гарнеры, а посреди нижней палубы обитают Риверсы, Дины и Деннинги. Люди стараются держаться поближе к знакомым. Марта приятельствует со всеми, а я — почти ни с кем, кроме аптекаря Джонаса Морси и его сына Тобиаса, которые устроились рядом с нами. Иногда обмениваюсь кивками и улыбками с Ребеккой Риверс, но она, хоть и рада поговорить с Мартой, меня как будто стесняется. Марта лечит ее мать Сару от морской болезни. Многим сейчас нехорошо, и Марте некогда присесть.

Ей помогает Джонас. Они с Тобиасом тоже пуритане, но едут не с нашей общиной, они сели на корабль в Лондоне. Джонас — дружелюбный, невысокий и, смуглый, с пронзительным взглядом из-под кустистых седеющих бровей. Волосы, обрамляющие лысину, тоже седые. Он двигается проворно и точно, а руки у него маленькие и белые, как у женщины. У Джонаса есть диковинный сундучок с кучей ящичков и дверок, где он хранит лекарства в склянках и глиняных горшочках, и все это аккуратно упаковано, чтобы не разбилось. Желая помочь сраженным морской болезнью, Джонас даже изготовил снадобье, которое, как он уверяет, подавит симптомы и ускорит выздоровление. Я рассказала об этом преподобному Корнуэллу, но он отказывается принимать лекарства, поскольку уверен, что Господь испытывает его болезнью, как испытывал Иова. Марта считает, что это глупо. Она умеет лечить, видит способности к целительству в других и полагает, что аптекарь Морси нам еще очень пригодится — не только на борту, но и в Америке.

Тобиас совсем не похож на отца: он голубоглазый и светлокожий, долговязый и широкоплечий. Ему около девятнадцати, и он только что выучился на плотника. Тобиас немногословен и разговаривает только по делу. Как и отец, он интересуется всякого рода механизмами, но на этом их сходство заканчивается.

Джонас много времени провел в путешествиях. Он доехал до самой России, где служил царю, а также был в Италии и встречался с великим Галилеем. У него бесконечный запас историй. Марта считает, что всё, что Джонас говорит, нужно делить на два, а мне кажется, что нет повода ему не верить. У него есть специальная труба, через которую он изучает звезды. Часто он приносит постель на палубу и спит под открытым небом, как матросы. Он понимает в навигации и знаком с инструментами, при помощи которых рассчитывается наш маршрут. Он также один из немногих пассажиров, кому дозволено общаться с капитаном. Ночами они вдвоем смотрят на звезды, прогуливаясь по палубе, и Джонас рассказывает, какие явления наблюдает в небесах.

Растущая луна кажется отсюда совсем маленькой, а Полярная звезда находится гораздо ниже, чем я привыкла видеть в Англии.

Апрель (?) 1659

Сегодня было первое настоящее чудо.

Мы с Джонасом стояли на верхней палубе. Я стараюсь проводить здесь как можно больше времени: жизнь внизу стала невыносимой. В тесноте зависть, вражда и ненависть разрастаются, словно плесень в сырости. Ссоры случаются на ровном месте — на меня огрызались девушки, которых я даже по имени не знаю.