Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – прекрасных и разумных

– По-моему, в самый раз, миссис Далби! – Я сел, с неловкостью ощущая себя выставленным напоказ посреди кухни. Билли тихо улыбался из глубины старого кресла у огня, а его жена стояла рядом со мной.

Она никогда не садилась вместе с нами, но стояла выпрямившись, сложив руки перед собой, наклонив голову и церемонно предупреждая каждое мое желание: «Позвольте налить вам еще, мистер Хэрриот!» или «Не отведаете ли корзиночку с заварным кремом?».

Назвать ее миловидной было нельзя: маленькое лицо с загрубелой обветренной кожей, небольшие темные глазки, но оно дышало добротой и спокойным достоинством. И, как я уже упоминал, в ней чувствовалась сила.

Билли умер весной, и все ждали, что миссис Далби поторопится продать ферму, но она продолжала вести хозяйство. Помогал ей дюжий работник по имени Чарли, которого Билли нанимал в разгар страды, но теперь он оставался на ферме каждый день. Летом я несколько раз побывал там по довольно пустяковым поводам и убеждался, что миссис Далби более или менее управляется со всеми делами. Только выглядела она измученной, потому что теперь не только занималась домом и детьми, но работала и в поле, и на скотном дворе. Однако она не сдавалась.

Наступила уже вторая половина сентября, когда она попросила меня заехать посмотреть полувзрослых телят – месяцев около девяти, – которые что-то кашляют.

– В мае, когда они начали пастись, все были здоровы как на подбор, – говорила она, пока мы шли по траве к калитке в углу. – Но за последние две недели что-то с ними случилось: они вдруг стали совсем плохи.

Я открыл калитку, мы вышли на луг, и с каждым шагом, приближавшим меня к телятам, моя тревога стремительно росла. Даже издали было заметно, что им очень скверно. Они не двигались, не щипали траву, как им полагалось, а застыли в странной неподвижности. Их было около тридцати, многие стояли, вытянув шеи, точно стараясь заглотнуть побольше воздуха. Порыв мягкого, еще почти летнего ветерка донес до нас отрывистые звуки лающего кашля. Когда мы подошли к ним, у меня было сухо во рту от ужаса. Они словно ничего не замечали и сделали несколько шагов, только когда я принялся кричать и размахивать руками. Но тут же снова раздался кашель – и не отдельное стаккато, а хриплый хор лающих звуков, словно разрывающих грудь. И телята не просто кашляли – многие совсем задыхались. Ноги их были широко расставлены, бока отчаянно вздымались и опадали. У некоторых на губах пузырилась слюна и время от времени из измученных легких вырывались стоны.

Я повернулся к миссис Далби словно в страшном сне.

– У них диктиокаулез.

Но как мало этот холодный термин раскрывал развертывающуюся у меня на глазах трагедию! Диктиокаулез – и настолько запущенный! Исход мог быть только роковым.

– Этот кашель? – деловито спросила миссис Далби. – А что его вызывает?

Я секунду смотрел на нее, а потом попытался придать своему голосу небрежное спокойствие.

– Нитевидный паразит. Крохотный глист, который поселяется в бронхах и вызывает бронхит. Эту болезнь иногда так и называют – паразитарный бронхит. Личинки вползают на стебли травы, и животные их проглатывают, когда пасутся. Луга сплошь и рядом бывают сильно заражены… – Я умолк. Сейчас было не до лекций. А сказать то, что рвалось у меня с языка, я не мог. Почему, почему, во имя всего святого, она не вызвала меня раньше?! Ведь теперь речь шла уже не о бронхите, а о пневмонии, плеврите, эмфиземе и прочем, чем только могут страдать легкие, и не о десятке-другом тонких как волоски червей, раздражающих бронхи, – теперь они копошились там сплошной массой, сбивались в комья, закупоривали крупные бронхи, преграждая доступ воздуха. Мне приходилось вскрывать немало таких телят, и я знал, что делается у них в легких.

Я перевел дух и сказал:

– Положение тяжелое, миссис Далби. С заражением было бы справиться довольно просто, если бы телят сразу убрать с пастбища. Но теперь болезнь зашла слишком далеко. От них же одни скелеты остались. Жаль, что мне не случилось посмотреть их раньше.

Она взглянула на меня со страхом, и я не стал развивать эту тему. Зачем было сыпать соль на рану, словно подтверждая глубокое убеждение ее соседей, что рано или поздно, а ей беды не миновать, – что она понимает в земле и скотине? Билли уж, наверное, не выпустил бы телят на этот заболоченный луг. И в любом случае при первых же признаках заражения запер бы их в коровнике. От Чарли тут помощи ждать не приходилось: работником он был честным и усердным, но являл собой живое воплощение йоркширского присловья «вся сила в руки ушла, а для головы ничего не осталось». Ведение хозяйства на ферме – дело очень непростое, а Билли, знающего скотовода и опытного земледельца, умевшего все предвидеть и все рассчитать, больше не было в живых.

Миссис Далби выпрямилась с обычным своим спокойным достоинством.

– Так что же мы можем сейчас сделать, мистер Хэрриот?

В те дни честный ответ был только один: с медицинской точки зрения – ничего. Но я этого не сказал.

– Их необходимо немедленно увести в стойла. Каждый глоток этой травы увеличивает количество паразитов. Чарли тут?

– Да. Чинит ограду на соседнем лугу.

Она быстро побежала туда и минуты через две вернулась в сопровождении неуклюжего силача.

– То-то я все думал, болотный кашель у них, не иначе, – произнес он благодушно, а затем с интересом осведомился: – Вы им глотки промывать будете?

– Да… да… Но прежде их надо увести в коровник.

Пока мы медленно гнали телят вниз по склону, я в очередной раз с горечью дивился этой неизменной вере в целебную силу внутритрахеального впрыскивания. Настоящего лечения тогда не существовало, и должны были пройти еще два десятилетия до появления диэтилкарбамазина, но обычно в трахею впрыскивали смесь хлороформа, скипидара и креозота. Нынешние ветеринары, вероятно, только брови поднимут при мысли, что подобное адское снадобье вводилось прямо в нежную ткань легких, да и мы в те времена уже не были особенно высокого мнения об этом способе лечения, но фермерам он очень нравился.

Когда мы наконец водворили телят в загон перед коровником, я оглядел их уже с полным отчаянием. Шли они недолго и под гору, но состояние их ухудшилось катастрофически: вокруг гремела настоящая симфония кашля, хрипов и стонов, повсюду виднелись высунутые языки, тяжело вздымающиеся бока – телята боролись за каждый глоток воздуха.

Я принес из машины бутыль с чудотворной смесью и приступил к процедуре, в пользу которой сам не верил. Чарли держал голову бычка или телушки, маленькая миссис Далби висела на хвосте, а я, ухватив левой рукой трахею, вводил шприц между хрящевыми кольцами и впрыскивал в просвет несколько кубиков панацеи. Теленок рефлекторно кашлял, обдавая нас ее характерным запахом.