Джон Фаулз - Мантисса [litres]

Завершив безжалостную и молниеносную бойню в честь Дня святого Валентина, Немезида {17} 17 Немезида — в греческой мифологии богиня, наблюдающая за справедливым распределением благ среди людей и обрушивающая свой справедливый гнев на преступающих закон. устремляет взор пылающих гневом глаз на пациента: словно менада {18} 18 Менады ( греч. «безумствующие») – в греческой мифологии вакханки, спутницы Диониса (Вакха), бога плодородия; следуя за ним толпами, сокрушали все на своем пути, растерзывали животных, иногда не гнушались и человеческими жертвами. , она все еще пребывает во власти испепеляющей ярости. Она говорит, и речь ее звучит словно взрыв:

– Ах ты, ублюдок !

Майлз Грин выбирается из постели, торопливо стягивая за собой резиновую подстилку и используя ее как импровизированный передник.

– Минуточку! Вы, кажется, перепутали палату. Забыли, куда шли. И что хотели сказать.

– Женофоб гребаный! Шовинист!

– Спокойно, спокойно!

– Вот я покажу тебе «спокойно»! Дерьмец занюханный!

– Но не можете же вы…

– Чего это я не могу?

– Как вы выражаетесь?!

Ее черные как смоль губы искривляются в яростной издевательской ухмылке.

– Я, блин, могу выражопываться как захочу. И буду, будь спок.

Он отступает, плотно прижимая к животу резиновую подстилку.

– И этот наряд. Вы же на себя не похожи.

Она угрожающе наступает – один шаг, другой…

– Но нам ведь удалось как-то распознать, кто я. – Губы снова презрительно искривляются. – Несмотря на наряд. Не так, что ли?

Он отступил бы еще дальше, но обнаруживает, что стоит у обитой мягкой тканью стены.

– Просто мне пришла в голову эта мысль.

– Ни хрена тебе не пришло. Нечего лапшу на уши вешать.

– Маленький тест. Первые наметки.

– Катись в зад.

– Я думал, больше никогда вас не увижу.

– Ну вот, блин, ты меня опять, блин, видишь. Усек, нет?

Он пытается ускользнуть вбок, вдоль стены, но обнаруживает, что загнан в угол и стоит, прижавшись спиной к девичьим грудкам обивки, лицом к грозному гитарному грифу. Его награждают кислотно-щелочным взглядом, потом возмущенно трясут пальцем перед самым его носом.

– Ты хоть понимаешь, чего натворил, блин? Испортил мне самое клевое из выступлений за много лет. Мне стоило только один гребаный аккорд взять, и шестнадцать тыщ ребят тащились как бешеные.

– Легко могу поверить.

– Думаешь, у меня получше дела не найдется, чем тут, как дерьмо в проруби, болтаться да порнуху разводить? У тебя что, совсем мозга за мозгу зацепилась?

– У меня создается впечатление, что уровни дискурса у нас с вами не вполне совпадают.

Она оглядывает его с ног до головы: во взгляде – тотальное презрение; потом лицо ее складывается в насмешливую гримасу.

– А как же! Совсем из памяти вон. Плюс обычные детали. – Углы ее губ саркастически ползут вниз. – Более глубокие уровни смыслов. Ха! – Она смотрит так, будто вот-вот плюнет ему в лицо. – Жалкий притворщик. Ты же, блин, теперь даже не представляешь, где они и что.

– Если вы не против, я бы осмелился заметить, что вы несколько переигрываете с «блином» и прочими вещами в избранной вами стихомитии {19} 19 Стихомития — распределение стихов между говорящими лицами драмы с таким расчетом, чтобы каждая реплика состояла из одного стиха (греч.) . .

– Да пошел ты знаешь куда с твоими стебаными замечаниями! – Она снова бросает на него испепеляющий взгляд. – Чесслово, блин, от тебя уже рвать тянет. Доктор А. Дельфи — ни хрена себе! Это что, по-твоему, каламбур? {20} 20 Доктор А. Дельфи – ни хрена себе! Это что, по-твоему, каламбур? – Фамилия доктора ассоциируется с названием одного из важнейших святилищ в Древней Греции – Дельфийским храмом, посвященным богу Аполлону и расположенным на южном склоне горы Парнас, над Коринфским заливом. Считался центром мира. Здесь же обитал Дельфийский оракул, чьи пророчества людям вещала в состоянии экстаза Пифия, жрица Аполлона. Кроме того, прочитанная вместе с инициалом «А» (Адельфи), эта фамилия соответствует значению «близнецы», «двойники». Дерьмо собачье! А сестра Кори ? {21} 21 А сестра Кори? – Имя сестры Кори ассоциируется с бытовавшим в греческой мифологии именем «Коры». Так назывались девы, воплощающие божественную женственность. Кроме того, в греческой мифологии существовали Корибанты – спутники и служители Великой Матери богов Реи-Кибелы. По одному из мифов, Корибанты – дети Аполлона и музы Талии, покровительницы комедии и легкой поэзии. Господи помилуй! Вонючее снобистское хлебово. Ты что, решил, весь долбаный мир до сих пор по-грецки разговаривает?

Он бросает на нее взгляд искоса, в котором сомнение и вопрос:

– Не в политику ли вы вдруг ударились?

Она трясет головой, снова впадая в ярость:

– Которые произведенья честные, то есть немещанские, всегда политические. Если их пишут не буржуйские зомби вроде тебя.

– Но вы же раньше…

– Не смей мне в нос тыкать тем, что я раньше. Не моя, блин, вина, если я оказалась жертвой исторического заговора фашиствующих мужиков.

– Но в последний раз, когда мы…

– Хватит заливать!

Он опускает глаза. Потом делает новую попытку:

– Очень многим и в голову бы никогда не пришло.

– Да пошли они все! – Она сердито тычет большим пальцем себе в грудь, туда, где на футболке намалеван пистолет. – Учти – сестричку охмурить не так-то легко. Не надейся и не жди. Кто ты есть-то? Типичный капиталистический сексуальный паразит. Только горя с тобой и нахлебалась, идиотка такая, с тех пор как решила время на тебя потратить. – Он и рта не успевает раскрыть – она продолжает: – Трюки всякие. Игрушечки. Только и пытается эксплатнуть, и в хвост и в гриву. Но так и знай – это в последний раз тебе со мной удается, ты, подонок! – Она лягает пяткой кровать. – Что ты из моего лица-то сделал? Из моего тела? Вырезалку картонную?

– Но я же дал всего лишь общее описание.

– Дерьмо!

– Мы же когда-то были такими друзьями!

Она передразнивает его тон:

– «Мы же когда-то были такими друзьями!» – и снова трясет головой в его сторону. – Я тебя с незапамятных времен насквозь вижу. Все, чего тебе надо, – это разложить меня по-быстрому.

– По-моему, вы меня с кем-то путаете. С Вальтером Скоттом. А может, с Джеймсом Хоггом. {22} 22 По-моему, вы меня с кем-то путаете. С Вальтером Скоттом. А может, с Джеймсом Хоггом. – Джеймс Хогг (1770–1835) – английский поэт, чей дар был открыт Вальтером Скоттом, получивший прозвище Эттрикский Пастух (он действительно был пастухом в родном селе), современник и друг Байрона. Особенно знаменита его поэма «Праздник королевы» ( «The Queen’s Wake», 1813).

Она прикрывает веки, будто считает до пяти, потом снова впивается в него уничтожающим взглядом: