Дьердь Далош - 1985

Я предложил прочесть его коллегам по уголовной полиции курс лекций по истории Океании: в конце концов все мы специалисты, каждый в своей области. Какая наивность! Он наотрез отказался.

Я, конечно, понимаю, что меня наказывают не за этот невинный удар, а за мою рукопись. Истина - вот подлинный удар для них. - Примеч. историка.}.

62. О'Брайен - об укреплении новой системы

-----------------------------------------

Изменилось многое. Благодаря гонконгским кредитам и помощи из Евразии к октябрю уже можно было купить хлеба без очереди. Во вновь открывшихся кинотеатрах показывали главным образом евразийские приключенческие фильмы; по телекрану весь день шли веселые развлекательные программы: бег с яйцом, прыжки в мешках, соревнования по плевкам. Появился первый центральный порножурнал. Разведение свиней и огородничество, разрешенные в определенных пределах, значительно улучшили продовольственное снабжение столицы. К октябрю правительство приняло решение возобновить празднование Рождества. Этим оно хотело противодействовать растущему влиянию мусульманства.

Был открыт новый еженедельник, посвященный литературе и искусству. Поскольку новой центральной газетой партии стала "Манчестер Гардиан", это литературное приложение получило название "Маленький Гардиан". Новый еженедельник позволял себе осторожную критику по таким разнообразным вопросам, как загрязнение среды, половые извращения и опечатки в других газетах. Вопросы, конечно, не столь уж важные, но читатели охотно раскупали еженедельник, который впервые в истории Океании продавался и на улицах.

Уайтерс разрабатывал хитроумные планы сокращения безработицы; товарищ Миллер готовила в театре "Победа", актеров которого к тому времени выпустили на свободу, целый цикл шекспировских спектаклей. Конечно, нам приходилось вести нелегкую борьбу с ушедшими в подполье сторонниками Старшего Брата. Бывшие алюминисты сочли, что сентябрьский мятеж отныне во всем их оправдывает. Приходилось присматривать и за ними, и за мусульманами, и за бывшей оппозицией во внешней партии.

Короче говоря, органам безопасности еще хватало работы. До конца 1985 года военно-полевые суды вынесли 20 тысяч смертных приговоров; около 600 тысяч человек отбывали наказание в тюрьмах: {Сегодня психолог показал мне выставку "Искусство в Лаге". Я видел также футбольное поле, где недавно состоялся матч между заключенными и вольными. "Наши выиграли", - гордо сказал психолог. После этого он попросил меня рассказать о своем детстве. Я категорически отказался.

Я отказался от права писать письма и от свиданий с женой и потребовал, чтобы в моей камере установили настоящую дверь. - Примеч. историка.} с лагерями было покончено. Полагаю, что эти цифры более или менее приближаются к тому, что имел в виду глава правительства, когда говорил на крейсере "Стелла" о минимально необходимом и в то же время достаточном количестве крови и слез, которые предстояло пролить.

63. Смит - о своем помиловании и смерти Мухаммеда

------------------------------------------------

24 декабря 1985 года военно-полевой суд объявил мне приговор {Наконец мне поставили дверь. Психолог сказал, что я все равно никогда не бываю в камере один. "Никаких самоубийств, мой милый, - сказал он с хитрой улыбкой. - Мы очень ценим человеческую жизнь. По крайней мере, до суда".

Сегодня у меня был адвокат. Он говорит, что таможенник понемногу поправляется. На суде он будет выступать свидетелем. "Мы можем рассчитывать, - сказал адвокат, - на пять лет лишения свободы". Прощаясь, он сунул мне клочок бумаги. "Я целиком поддерживаю - не ваш поступок, а его мотивы, было написано там. - Чем я могу вам помочь?" После этого он задержался еще на полчаса. Мы разговаривали о моем детстве. - Примеч. историка.}. Я съел обед и сделал последние поправки в своем политическом завещании, которое посвятил памяти Сайма. Вечером меня перевели в корпус смертников. Ночь, которая должна была стать для меня последней, я провел там с рабочим лидером Мухаммедом Стэнли, приговоренным к смерти в тот же день.

Сначала Мухаммед был очень возбужден. Он только что попрощался с женой и детьми и съел свой последний плов без мяса. Позже он немного успокоился и улыбнулся мне.

- Как мы проведем оставшееся время, мой дорогой неверующий брат?

Он достал из-под койки небольшую шахматную доску, расставил фигуры и сказал:

- До сих пор Мухаммед побеждал только себя самого, теперь он может победить и тебя.

Мы играли почти всю ночь. Меня поразила детская радость, с которой он одну за другой снимал с доски мои фигуры. Когда я впервые объявил ему шах, он неожиданно помрачнел.

- Это дурной знак, - сказал он. - Нехорошо быть побежденным перед смертью.

- А для меня это хорошо? - в изумлении спросил я. - Ведь я тоже умру завтра утром.

- Нет, ты не умрешь, мой дорогой неверующий брат, - сказал Мухаммед. Ты очень достойный человек, но тебя они не казнят. И если тебя когда-нибудь выпустят - а они это сделают, если захочет Аллах, - скажи свободным людям там, на воле, что они не свободны. И еще скажи им, что я свободен. Или был свободен, пока был жив. Но я был свободен.

Мухаммеда увели в пять часов утра. Он не сопротивлялся, но не дал тюремщикам взять его под руки и пошел сам.. За мной пришли через полчаса. Мне стало нехорошо. Я пытался защищаться, но меня схватили за руки и потащили в камеру для допросов. За столом сидел О'Брайен. Он взял лист бумаги и прочел: "Движимый гуманными чувствами, глава правительства заменил вынесенный вам смертный приговор тридцатью годами тюремного заключения" {Завтра процесс. По договоренности с адвокатом я буду защищаться сам. Я буду обвинять! Он замечательный человек и тоже ненавидит моего директора. Мы вместе разоблачим его. Он обещал мне после суда официально приобщить к делу мою рукопись. Тогда он сможет на законном основании вынести ее из тюрьмы и даже снять с нее копию. "Для определенной цели", - сказал он с хитрым огоньком в глазах. - Примеч. историка.}. Потом он поднял на меня глаза и сказал чуть мягче:

- Можешь поблагодарить за свою жизнь Марию Коуэн. Она обратилась прямо к главе правительства.

Шатаясь я побрел обратно в камеру и там погрузился в глубокий сон. Ближе к вечеру я вдруг проснулся и сообразил, что во сне занимался подсчетами. Сколько это - тридцать лет? Тогда я не подозревал, что меня освободят по амнистии 1990 года. Тридцать лет. Тридцать раз по 365 дней. Значит, 10 950 дней.

По тюремному радио я услышал рождественскую мелодию. Очевидно, администрация хотела смягчить для меня ужас этого помилования. В сутках 24 часа. Это значит, 24 умножить на 10950. "Для наших заключенных, исповедующих христианскую веру, мы передаем рождественскую службу. Сегодня родился Иисус Христос". В часе 60 минут.