Чарльз Диккенс - Наш общий друг (Книга 3 и 4)

- Боюсь, моя комната покажется вам бедной, - сказала Лиззи, приветливо улыбаясь и усаживая гостью на почетное место у камина.

- Не такой уж бедной, милая Лиззи, - возразила Белла, - если б вы только знали.

И в самом деле, хотя и комнатку вела удивительно узкая винтовая лестница, как будто сооруженная в чистой и белой печной трубе, и хотя потолок был очень низкий, а пол очень неровный, и хотя решетчатое окошечко было довольно-таки подслеповатое и маленькое - комнатка все же была гораздо уютнее, чем старая комната Беллы у них дома, которую она когда-то презирала и где она так плакалась на горькую необходимость пускать жильцов.

Уже смеркалось, когда обе девушки уселись перед камином и взглянули друг на друга. Полутемную комнату освещал огонь в камине. Вместо каминной решетки можно было вообразить себе старую жаровню, а раскаленный уголь заменял былую ямку среди жара.

- Для меня так ново - принимать у себя леди почти моих лет, и еще такую красавицу, - сказала Лиззи. - Мне так приятно смотреть на вас.

- Теперь я не знаю, с чего мне начать, - краснея, ответила Белла, - я ведь тоже хотела сказать, что мне приятно смотреть на вас, Лиззи. Но можно начать и не с начала, правда?

Лиззи пожала красивую руку, протянутую ей таким же красивым и искренним движением.

- Так вот, милая Лиззи, - сказала Белла, придвинув ближе свой стул и взяв Лиззи под руку, словно они собирались на прогулку, - мне поручено кое-что передать вам на словах, и я боюсь, что скажу не так, как надо, но я все-таки постараюсь. Речь идет о вашем письме к мистеру и миссис Боффин, и вот в чем дело... Погодите! Ах да! Дело вот в чем.

После такого вступления Белла заговорила о просьбе Лиззи сохранить ее тайну, очень мягко коснулась ложного обвинения и того, как оно было снято, а потом спросила, не имеет ли оно какого-нибудь отношения, близкого или самого отдаленного, к ее просьбе.

- Я чувствую, милая Лиззи, - сказала Белла, сама удивляясь своему умению подойти к делу, - что вам тяжело об этом говорить, но я тут замешана тоже: не знаю, известно ли вам, а может вы и сами догадались, - ведь я та самая девушка, которая по завещанию должна была выйти за этого несчастного человека, если б он нашел, что я его достойна. Меня втянули в это, не спросив моего согласия, и вас тоже втянули, не спросив вашего согласия, так что разница между нами очень невелика.

- Я не сомневалась, что вы и есть та самая мисс Уилфер, имя которой мне так часто приходилось слышать, - ответила Лиззи. - Не можете ли вы сказать мне, кто такой мой неизвестный друг?

- Неизвестный друг, милая? - переспросила Белла.

- Тот, который заставил снять обвинение с моего отца и после прислал мне писаную бумагу.

Белла о нем никогда не слыхала. Не имела даже понятия, кто он такой.

- Мне бы так хотелось поблагодарить его, - сказала Лиззи. - Он столько для меня сделал. Надо надеяться, когда-нибудь мне представится случай поблагодарить его. Вы спросили, не имеет ли это отношения...

- Это или само обвинение, - вставила Белла.

- Да. Он или что-нибудь другое заставляет меня жить вот так, скрываясь от всех, в уединении? Нет.

Отвечая, Лиззи Хэксем покачала головой, обратила взгляд на огонь, и при этом в ее скрещенных на груди руках выразилась спокойная решимость, что не укрылось от зорких глаз Беллы.

- Вы долго жили одна? - спросила Белла.

- Да, это для меня не ново. Я часто оставалась одна на долгие часы, и днем и ночью, еще когда был жив бедный отец.

- Мне говорили, у вас есть брат?

- У меня есть брат, но он со мной не ладит. Все же он хороший мальчик и сам выбился на дорогу. Я на него не жалуюсь.

Она говорила, глядя на пылающий огонь в камине, и по ее лицу скользнула тень скорби. Белла заметила это и дотронулась до ее руки.

- Лиззи, скажите мне, есть ли у вас подруга ваших лет?

- Я жила так одиноко, что у меня никогда не было подруги, - ответила Лиззи.

- И у меня тоже, - сказала Белла. - Не то чтоб я жила одиноко, мне даже хотелось подчас одиночества, лишь бы не видеть, как мама сидит в углу с лицом трагической музы, у которой болят зубы, а Лавви злится, хотя я, конечно, очень люблю их обеих. Мне бы хотелось, чтоб вы со мной подружились, Лиззи. Как вам кажется, вы бы могли? Того, что называется характером, у меня не больше, чем у канарейки, но положиться на меня можно, это я знаю.

Своевольная, жизнерадостная, любящая по натуре, легкомысленная по неимению серьезной цели, капризная от привычки вечно порхать среди пустяков, она все-таки была неотразима. Лиззи она казалась такой необыкновенной, такой привлекательной, такой женственной и детски наивной, что сразу ее покорила. И когда Белла опять сказала:

- Как вам кажется, вы бы могли? - приподняв слегка брови, вопросительно склонив головку набок и затаив в груди некоторое сомнение на этот счет, Лиззи доказала ей, что может и что сомневаться в этом нечего.

- Скажите мне, душенька Лиззи, в чем все-таки дело, почему вы так живете?

Лиззи начала было, в виде прелюдии:

- У вас, наверно, много поклонников, - но Белла тут же прервала ее удивленным восклицанием:

- Что вы, милая, ни одного нет!

- Неужели ни одного?

- Ну, может, один и есть, - сказала Белла, - право, не знаю. У меня был один, но что он теперь обо мне думает, не могу сказать. Может, половинка и найдется (я, конечно, не считаю этого дурака Джорджа Самсона). Но что про меня говорить. Мне хочется послушать про вас.

- Есть один человек, - начала Лиззи, - человек сильных страстей и злого нрава, который говорит, что любит меня, и надо думать, говорит правду. Он дружит с моим братом. Он меня сразу оттолкнул чем-то, как только брат впервые привел его ко мне; но в последний раз, когда я его видела, он напугал меня так, что и сказать не могу.

И тут она умолкла.

- Вы для того и переехали сюда, чтобы скрыться от него, Лиззи?

- Я перебралась сюда сразу после того, как он встревожил меня.

- Вы и здесь его боитесь?

- Вообще я не трусиха, но его всегда боюсь. Я боюсь заглянуть в газету, боюсь слушать разговоры о том, что делается в Лондоне, боюсь, как бы он не натворил чего-нибудь.

- Так вы не за себя боитесь, милая Лиззи? - спросила Белла, подумав над ее словами.

- Я боялась бы и за себя, если б увидела его здесь. Я все смотрю, нет ли его где-нибудь, когда иду ночью с фабрики.

- Вы боитесь, что он в Лондоне сделает что-нибудь над собой?

- Нет. Он такой бешеный, что и над собой может что-нибудь сделать, но я думаю не об этом.

- Тогда можно сказать почти наверно, что есть и еще кто-то? - осторожно спросила Белла.

На минуту, прежде чем ответить, Лиззи закрыла лицо руками.

- Его слова всегда звучат у меня в ушах, и то, как он ударил рукой о каменную ограду, всегда стоит у меня перед глазами. Я старалась не придавать этому значения, забыть про это, но не могу забыть, не могу не думать. С его руки капала кровь, когда он сказал мне: "Дай бог, чтобы я не убил его!"