Чарльз Диккенс - Торговый дом Домби и сын, Торговля оптом, в розницу и на экспорт (Главы I-XXX)

- Так! - сказал мистер Домби, посмотрев на него внимательно и не очень благосклонно, в то время как тот стоял, обозревая комнату (преимущественно потолок) и по-прежнему проводя рукою по губам. - Вы слышали, что я сказал только что вашей жене?

- Полли слышала, - отвечал Тудль, махнув через плечо шляпой в сторону двери с видом полного доверия к своей лучшей половине. - Все в порядке.

- Так как вы, по-видимому, все предоставляете ей, - сказал Домби, обескураженный в своем намерении еще внушительнее изложить свою точку зрения мужу как сильнейшему, - то, полагаю, не имеет смысла говорить о чем бы то ни было с вами.

- Ровно никакого, - отвечал Тудль. - Полли слышала. Уж она-то не зевает, сэр.

- В таком случае, я вас не задерживаю дольше, - сказал разочарованный мистер Домби. - Где вы работали раньше и где теперь работаете?

- Все больше под землей, сэр, покуда не женился. Потом я выбрался на поверхность. Разъезжаю по одной из этих железных дорог, с той поры как их построили.

Подобно тому, как последняя соломинка может сломать спину нагруженного верблюда, так это сообщение о шахте сокрушило слабеющий дух мистера Домби. Он указал на дверь мужу кормилицы своего сына; когда тот охотно удалился, мистер Домби повернул ключ и стал ходить по комнате, одинокий и несчастный. Несмотря на все свое накрахмаленное, непроницаемое величие и хладнокровие, он смахивал при этом слезы и часто повторял с волнением, которого ни за что на свете не согласился бы проявить на людях: "Бедный мальчик!"

Быть может, характерно для гордыни мистера Домби, что о самом себе он сожалел через ребенка. Не "бедный я!", не бедный вдовец, принужденный довериться жене невежественного простака, который всю жизнь работал "все больше под землей", но в чью дверь ни разу не постучалась Смерть и за чей стол ежедневно садилось четверо сыновей, но - "бедный мальчик!"

Эти слова были у него на устах, когда ему пришло в голову - и это свидетельствует о сильном тяготении его надежд, страхов и всех его мыслей к единому центру, - что великое искушение встает на пути этой женщины. Ее новорожденный тоже мальчик. Не может ли она подменить ребенка?

Хотя он вскоре облегченно отогнал это предположение как романтическое и неправдоподобное, - но все же возможное, чего нельзя было отрицать, - он невольно развил его, представив мысленно, каково будет его положение, если он, состарившись, обнаружит такой обман. В состоянии ли будет человек при таких условиях отнять у самозванца то, что создано многолетней привычкой, уверенностью и доверием, и отдать все чужому?

Когда несвойственное ему волнение улеглось, эти опасения постепенно рассеялись, хотя тень их осталась, и он принял решение наблюдать внимательно за Ричардс, скрывая это от окружающих. Находясь теперь в более спокойном расположении духа, он пришел к выводу, что общественное положение этой женщины является скорее благоприятным обстоятельством, ибо оно уже само по себе отдаляет ее от ребенка и сделает их разлуку легкой и естественной.

Том временем между миссис Чип и Ричардс было заключено и скреплено соглашение с помощью мисс Токс, а Ричардс, которой с большими церемониями вручили, словно некий орден, младенца Домби, передала своего собственного ребенка со слезами и поцелуями Джемайме. Затем было подано вино, чтобы поднять дух семейства.

- Не хотите ли выпить стаканчик, сэр? - предложила мисс Токс, когда явился Тудль.

- Благодарю вас, сударыня, - сказал Тудль, - уж коли вы угощаете...

- И вы с радостью оставляете свою славную жену в таком прекрасном доме, не так ли, сэр? - продолжала мисс Токс, украдкой кивая ему и подмигивая.

- Нет, сударыня, - сказал Тудль. - Пью за то, чтобы она опять была дома.

При этом Полли еще сильнее заплакала. Посему миссис Чик, которая, как и подобает матроне, обеспокоилась, как бы чрезмерная скорбь не причинила ущерба маленькому Домби ("молоко пропадет, пожалуй", - шепнула она мисс Токс), поспешила на выручку.

- Ваш малютка, Ричардс, будет превосходно себя чувствовать с вашей сестрой Джемаймой, - сказала миссис Чик, - а вам нужно только сделать усилие, - в этом мире, знаете ли, все требует усилий, Ричардс, - чтобы быть совершенно счастливой. С вас уже сняли мерку для траурного платья, не так ли, Ричардс?

- Да-а, сударыня, - всхлипывала Полли.

- И оно будет прекрасно сидеть на вас, я уверена, - сказала миссис Чик, - потому что эта же молодая особа сшила мне много платьев. И из лучшей материи!

- Ах, вы будете такой франтихой, - сказала мисс Токс, - что муж вас не узнает. Не правда ли, сэр?

- Я бы ее узнал в чем угодно и где угодно, - проворчал Тудль.

Было ясно, что Тудля не подкупишь.

- А что касается стола, Ричардс, - продолжала миссис Чик, - то к вашим услугам будет все самое лучшее. Ежедневно вы будете сами заказывать себе обед; и все, чего бы вы ни пожелали, тотчас вам приготовят, словно вы какая-нибудь леди.

- Да, разумеется! - с большою готовностью подхватила мисс Токс. - И портер - в неограниченном количестве, правда, Луиза?

- О, несомненно! - отвечала в том же тоне миссис Чик. - Придется только, милая моя, слегка воздерживаться от овощей.

- И, пожалуй, пикулей, - подсказала, мисс Токс.

- За этими исключениями, моя дорогая, - сказала Луиза, - она может руководствоваться своими вкусами и ни в чем себе не отказывать.

- А затем вам, конечно, известно, - сказала мисс Токс, - как она любит своего собственного дорогого малютку, и я уверена, Луиза, вы не осуждаете ее за то, что она его любит?

- О нет! - воскликнула миссис Чик, полная великодушия.

- Однако, - продолжала мисс Токс, - она, естественно, должна интересоваться своим юным питомцем и почитать за честь, что на ее глазах маленький херувим, тесно связанный с высшим обществом, ежедневно черпает силы из единого для всех источника. Не правда ли, Луиза?

- Совершенно верно! - подтвердила миссис Чик. - Вы видите, моя дорогая, она уже совершенно спокойна и довольна и собирается весело и с улыбкой попрощаться со своей сестрой Джемаймой, своими малютками и со своим добрым честным мужем. Не правда ли, дорогая моя?

- О да! - воскликнула мисс Токс. - Разумеется!

Несмотря на это, бедная Полли перецеловала их всех с великой скорбью и, наконец, убежала, чтобы ускользнуть от более нежного прощанья с детьми. Но эта хитрость не увенчалась заслуженным успехом, ибо один из младших мальчиков, угадав ее намерение, тотчас начал карабкаться - если можно применить это слово с сомнительной этимологией - вслед за нею на четвереньках по лестнице, а старший (известный в семье под кличкой Байлера * - в честь паровоза) отбивал дьявольскую чечетку сапогами в знак своего огорчения; к нему присоединились и все прочие члены семейства.

Множество апельсинов и полупенсов, посыпавшихся на всех без исключения юных Тудлей, успокоили первые приступы горя, и семейство было поспешно отправлено домой в наемной карете, которую задержали специально для этой цели. Дети под охраной Джемаймы теснились у окна и всю дорогу роняли апельсины и полупенсы. Сам мистер Тудль предпочел ехать на запятках среди торчавших гвоздей - способ передвижения для него самый привычный.