Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 1)

Почтмейстер поклонился и сказал, что время от времени ому выпадало счастье оказаться в обществе благородных особ вроде его превосходительства, и он не упускал случая присматриваться к манерам этих джентльменов и в меру своих возможностей подражал им. Что до образования, то он не может им особенно похвастать, так как средства его батюшки были невелики, а в Новой Англии, его родном краю, ученость не в слишком большой чести, однако он не жалел усилий и черпал знания, где и как мог, — впрочем, все это не идет ни в какое сравнение с их английской образованностью.

Мистер Брэддок расхохотался и сказал: что касается образованности, то в армии, черт побери, найдется немало благородных джентльменов, не знающих, через сколько "б" пишется слово "бык" — через одно или через два. Он слышал, что и герцог Мальборо не слишком умело владел пером. Сам он не имел чести служить под началом этого доблестного полководца, — его светлость был главнокомандующим задолго до его вступления на службу, — однако он задал французам хорошую взбучку, хотя ученостью и не блистал.

Мистер Франклин ответил, что ему известны оба эти обстоятельства.

— И моего герцога тоже ученым не назовешь, — продолжал мистер Брэддок. — Ага, господин почтмейстер, вы и про это слышали! То-то вы прищурились.

Мистер Франклин немедленно погасил зловредные искры насмешки в своих глазах, и его взор, устремленный на круглое добродушное лицо генерала, приобрел выражение младенческой невинности.

— Он не ученый, но он справится с любым французским генералом, который похваляется сделать из англичан fricassee de crapaud {Фрикасе из жабы (франц.).}. Он уже спасал корону лучшего из королей, своего августейшего отца, его всемилостивейшего величества короля Георга.

Шляпа мистера Франклина мигом слетела с головы, и над крутыми буклями его пышного парика поднялся ореол пудры.

— Он — лучший друг солдат и показал себя непреклонным врагом всех нищих красноногих шотландских мятежников и римских интриганов-иезуитов, которые хотели бы отнять у нас нашу свободу и нашу религию, черт побери! Да, его королевское высочество, мой милостивый господин, — не великий ученый, но зато он один из благороднейших джентльменов во всем мире.

— Я видел его высочество на коне во время смотра гвардии в Хайд-парке, — сказал мистер Франклин. — Верхом у герцога действительно очень благородная осанка.

— Вы сегодня выпьете за его здоровье, почтмейстер. Он — самый лучший начальник, самый лучший друг, самый лучший сын своему августейшему старику-отцу, самый лучший джентльмен, когда-либо носивший эполеты.

— Ну, эполеты совсем не по моей части, сэр, — сказал, засмеявшись, мистер Франклин. — Ведь вам известно, что я живу в городе квакеров.

— Разумеется, они не по вашей части, мой добрый друг. Каждому человеку — свое занятие. Вы и другие джентльмены вашего сословия можете корпеть себе на здоровье над вашими книгами. Мы вам этого не запрещаем. Наоборот, мы вас поощряем. Мы же сражаемся с врагами и управляем страной. Э-эй, господа! Боже мой, ну и дороги в вашей колонии! Проклятую карету так и швыряет из стороны в сторону! А кто это там едет с двумя неграми в ливреях? Очень недурная лошадь.

— Это мистер Вашингтон, — сказал адъютант.

— Я бы взял его капралом в конногренадерский полк, — объявил генерал. Отличная посадка. И он хорошо знает страну, мистер Франклин.

— О да.

— И чертовски прекрасные манеры, если вспомнить, где он рос. Настоящий европейский лоск, черт побери.

— Он старается, как может, — заметил мистер Франклин, простодушно глядя на дородного главнокомандующего, а этот образчик английской утонченности с лицом еще более красным, чем его мундир, раскачивался в такт толчкам кареты, уснащая ругательствами каждую свою фразу: полный невежда во всем, что лежало за пределами казармы и плац-парада, если не считать достоинств вина и хорошеньких женщин, далеко не знатного происхождения, но глупо чванящийся несуществующими предками, храбрый, как бульдог, жестокий, великодушный, распутник, мот, мягкосердечный в хорошем настроении, щедрый на смех и привязанности, тупоумный, ничего в жизни не читавший, свято верящий, что его родина — первая страна мира, а сам он — истинный джентльмен.

— Да, для провинциала он, честное слово, очень хорош. Его в прошлом году поколотили в форте... как его там?.. на реке... на реке... Как называется этот форт, Толмедж?

— Бог его знает, сэр, — ответил Толмедж, — и еще, наверное, господин почтмейстер: недаром он посмеивается над нами обоими.

— О, что вы, капитан!

— Попал в настоящую ловушку. Впрочем, у него была только милиция и индейцы. Здравствуйте, мистер Вашингтон. Хорошая у вас лошадь! В прошлом году это ведь было ваше первое боевое крещение?

— В форте Необходимость? Да, сэр, — почтительно отдавая честь, ответил вышеупомянутый джентльмен, который подъехал к карете в сопровождении двух вышколенных черных грумов в щегольских ливреях и бархатных охотничьих шапочках. — Я начал очень неудачно, сэр, так как до этого злополучного дня ни разу не был в деле.

— Вы ведь все были необученные ополченцы, мой милый. Видели бы вы, как наша милиция улепетывала от шотландцев, проклятые зайцы! Будь у вас регулярные войска, все сложилось бы иначе.

— Вашему превосходительству известно, как горячо я желаю служить в таких войсках и посмотреть их в бою, — сказал мистер Вашингтон.

— Черт побери, мы попробуем удовлетворить ваше желание, сударь, ответил генерал, присовокупив одно из своих обычных громовых ругательств, и тяжелая колымага покатила дальше к Каслвуду, а мистер Вашингтон испросил позволения поскакать вперед, чтобы оповестить хозяйку о скором прибытии его превосходительства.

Карета главнокомандующего двигалась так неторопливо, что ее нагнали еще несколько менее важных особ, также приглашенных в Каслвуд, и они, не дерзая обогнать великого человека, образовали настоящий кортеж, смиренно следовавший в облаках пыли за его колесницей.

Возглавлял эту процессию мистер Динуидди, губернатор провинции, который ехал в сопровождении черных слуг и в обществе преподобного Бродбента, веселого уильямсбергского священника. К ним вскоре присоединился мистер Демпстер, учитель близнецов, в пышном старомодном парике, который он берег для подобных торжественных оказий. Затем подъехал мистер Лоус, судья, миссис Лоус сидела на подушке за спиной супруга, а парадный чепец ее милости вез их слуга негр, трусивший позади на муле. Эта процессия выглядела до того нелепо, что майор Дэнверс и мистер Франклин, вдруг заметив ее, невольно рассмеялись, — однако негромко, чтобы не разбудить его превосходительство, который тем временем погрузился в дремоту, — и 'послали сказать этому необычайному арьергарду, чтобы они смело ехали вперед, обогнав неторопливого главнокомандующего и его драгун.