Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 2)

Но после того, как купчая на имение была подписана и я получил на руки все бумаги, моя матушка пожелала, чтобы я женился на одной особе, на которой остановила свой выбор она, но отнюдь не я. Может быть, ты помнишь мисс Бетси Питто из Уильямсберга? После оспы она стала совсем рябой, что никак не послужило ей к украшению, и хотя госпожа Эсмонд утверждает, что эта девица преисполнена всяческих добродетелей, мне ее добродетели не нужны. Глаза у нее косят, одна нога короче другой, и… Ах, братец, когда мы с тобой были еще мальчишками, неужели ты не замечал, какие у мисс Фанни ножки? Стройнее я не видел даже в Опере.

И вот, когда было решено, что я не вернусь в армию, милая девушка (верно, ты догадываешься, как ее зовут), оставшись однажды со мной наедине, внезапно расплакалась от счастья, и я, разумеется, был бесконечно тронут проявлением такого участия к моей судьбе.

"Ах, сэр! — сказала она, — как могла я не ужасаться при мысли, что сын моей благодетельницы, столь глубоко мною почитаемой, должен идти на войну? Ах, мистер Генри, неужели вы думаете, что у меня нет сердца? Разве мы не молились за мистера Джорджа, когда он сражался в армии Брэддока? А когда вы ушли в поход с мистером Вулфом… О!"

И тут дорогая крошка прикрыла глаза платочком и постаралась скрыть слезы от своей маменьки, которая в эту минуту вошла в комнату. Но моя дорогая Маунтин утверждает, что никогда, ни единой секунды ничего такого у нее и в мыслях не было, хотя (теперь она уже может признаться) это было бы таким счастьем, о каком она могла бы только втайне мечтать да просить его у господа. Совершенно так же ничего не подозревала и моя матушка, считавшая, что Фанни сохнет по Сэму Линтоту, молодому аптекарю из Ричмонда, нелепому, неуклюжему малому, которого я едва не швырнул в реку.

Но когда мой офицерский патент был уже продан и имение куплено, что, как ты думаешь, произошло с моей Фанни? Она загрустила. Как-то раз, зайдя в комнату к ее маменьке, где они обе были заняты шитьем, — нашивали кокарды на шапочки для моих негров, — я застал ее в слезах.

"Что случилось, почему вы плачете, мисс? — спрашиваю я. — Моя матушка вас побранила?"

"Нет, — отвечает дорогая крошка. — Сегодня госпожа Эсмонд была добра".

А у самой слезы так и капают на кокарду на шапочке Сейди, которого я хочу сделать у нас главным конюхом.

"Почему же в таком случае покраснели эти милые глазки?" — спрашиваю я.

"Потому что… потому что у меня зубы болят, — говорит она, — или потому что… потому что я просто дурочка! — И тут она начинает рыдать навзрыд. — Ах, мистер Генри! Ах, мистер Уорингтон! Вы же теперь покинете нас, как же иначе. Вы займете подобающее вам место и покинете нас, бедных женщин, прозябать в одиночестве и в подчинении у вашей матушки. Время от времени вы будете нас навещать. И в веселой компании своих приятелей счастливый, окруженный почетом, вы, может быть, вспомните иногда вашу…"

Больше она уже не может вымолвить ни слова и прикрывает глаза рукой, а я, признаться, хватаю другую ее руку.

"Дорогая, бесценная мисс Маунтин! — говорю я. — Могу ли я поверить, что предстоящая разлука со мной могла исторгнуть слезы из этих прелестных глазок! Право, если это так, то, мне кажется, я должен быть просто счастлив! Ну, поглядите же на вашего…"

"О, сэр! — восклицает тут моя чаровница. — О, мистер Уорингтон! Посудите сами, сэр, кто я и кто вы! Вспомните, какая пропасть разделяет нас! Оставьте мою руку, сэр! Что сказала бы госпожа Эсмонд, если бы… если бы…"

Если бы — что, сказать не берусь, ибо в эту минуту наша матушка входит в комнату.

"Что сказала бы госпожа Эсмонд? — восклицает она. — Она сказала бы, что вы коварная, хитрая, неблагодарная маленькая…"

"Сударыня!" — прерываю ее я.

"Да, коварная, хитрая, неблагодарная, маленькая негодница! — восклицает матушка. — Стыдитесь, мисс! Что сказал бы мистер Линтот, если бы увидел, как вы строите глазки капитану? А вас, мистер Гарри, я бы попросила забыть ваши солдатские повадки. Вы находитесь в христианской семье, сэр, и прошу вас запомнить, что в моем доме нет места для солдат и солдатских девок!"

"Солдатских девок! — восклицаю я. — Боже милостивый! И вы осмелились назвать так мисс Маунтин? Мисс Маунтин, невиннейшую из женщин!"

"Невиннейшую? Не обманывает ли меня слух?" — страшно побледнев, вопрошает матушка.

"И если бы усомниться в этом посмел мужчина, я бы выбросил его из окна", — заявляю я.

"Значит ли это, что вы — вы, мой сын, с самыми честными намерениями оказываете внимание этой молодой особе?"

"Да! И никогда мистер Гарри не позволил бы себе поступить иначе! восклицает моя Фанни. — И ни одна женщина на свете, кроме вас, сударыня, не могла бы заподозрить его в чем-то другом!"

"Ах, вот как! А я и не подозревала, — говорит матушка, делая изящный реверанс, — я и не подозревала, что вы оказываете такую честь нашей семье, мисс. Вы, как я понимаю, делаете нам одолжение, желая породниться с нами путем брака, не так ли? И следует ли мне сделать отсюда вывод, что капитан Уорингтон намерен предложить мне мисс Маунтин в невестки?"

"Вот и видно, что за меня некому заступиться, сударыня, иначе бы вы не позволили себе так оскорблять меня!" — говорит бедняжка.

"Думается мне, что помощник аптекаря вполне подходящий для вас заступник", — говорит матушка.

"А я так не думаю, матушка! — восклицаю я, ибо я был уже порядком рассержен. — И если Линтот позволит себе какую-нибудь вольность в обхождении с нею, я раскрою ему череп его же собственной ступкой".

"О, если Линтот уже пошел на попятный, я умолкаю, сэр! Я не знала, что обстоятельства изменились. Он являлся сюда и, как я понимаю, ухаживал за мисс, и я даже поощряла это, поскольку мы все считали, что они вполне подходящая пара!"

"Он приходил, потому что у меня болели зубы!" — заявляет моя дорогая Фанни (и в самом деле, один зуб у нее был в ужасном состоянии, и он его выдернул — вот и все, но чего только не выдумают женщины, на какую только клевету они не способны!).

"И почему бы ему не жениться на дочери моей экономки, это был бы вполне подходящий брак, — говорит госпожа Эсмонд, беря понюшку табака. — Но, признаюсь, — продолжает она, — я никак не ожидала, что вы променяете аптекаря на моего сына!"

"Успокойтесь, бога ради, успокойтесь, мистер Уорингтон!" — восклицает мой ангел.

"Сделайте милость, сэр, пока вы не приняли окончательного решения, соблаговолите поглядеть на мою остальную челядь, — говорит госпожа Эсмонд. Ну, хотя бы на Дину — она рослая, хорошо сложена и не слишком черная. Или на Клеопатру. Я, правда, обещала ее Аяксу, кузнецу, но в конце концов эту помолвку можно расторгнуть. Если расторгли с аптекарем, чего ж стесняться с кузнецом? А у Марты муж и вовсе сбежал, так что…"