Роберт Уоррен - Дебри

Сработало. Мало-помалу колеса расцепились. Фургон Адама стоял, накренившись к канаве. Адам безучастно ждал команды. Казалось, все абсолютно все в этом мире — вышло из его повиновения.

— Заводи сюда, вперед, — сказал мясистый, и Адам вывел лошадей из канавы на дорогу.

Но возница второй повозки закричал, что так нечестно, это было его место, он был впереди.

— А ты лучше заткнись, лезь давай, да берись за вожжи, — зарычал на него мясистый. — И радуйся, что тебя не отдали солдатам, иначе вздернули бы тебя за убийство как миленького!

Мясистый презрительно отвернулся. Он обошел фургон Адама справа и безо всякого приглашения запрыгнул на подножку.

— Трогай, — дружелюбно сказал он. — Или хочешь целый день тут проторчать?

Адам поглядел на дорогу. Поток транспорта продвинулся вперед, и перед ним образовалось пустое место в сто, нет, двести, а то и триста ярдов. Он дернул повод.

— Повезло тебе, что я оказался рядом, — сказал мясистый и, выудив красный платок, отер красное лицо.

— Да, — сказал Адам. — Я вам очень признателен.

— Где Джед? — спросил попутчик.

Адам взглянул на него. У него похолодело в животе. Человек знал. Адам знал, что этот человек знает.

И вдруг понял, кто это. Имени он припомнить не мог, но вспомнил, что видел его вместе с Джедом Хоксвортом.

— Ты что, сынок, оглох? — беззлобно спросил человек. — Я спросил, где Джед.

— Он... он... — Адам замолчал.

— Впереди? — подсказал попутчик.

Адам кивнул.

— Похоже на Джеда Хоксворта, — сказал человек. — Никакого терпения у человека. В этом он весь. Могу поспорить, что он не выдержал и выехал ещё до рассвета.

— Да, — сказал Адам.

— Негр с ним?

— Да, — сказал Адам.

Адам упорно смотрел на дорогу. Пустое место впереди затягивалось, как прореха. Солнце светило вовсю.

— У меня тоже есть помощник, — сказал человек. — Он там, сзади едет. Через четыре повозки отсюда.

— Да, — сказал Адам.

— Славный парень, и не негр, — сказал человек. — Но он от меня уходит. У него отец заболел, придется ему возвращаться домой, на ферму.

Человек искоса разглядывал Адама. Адам не отрывал глаз от дороги.

Потом человек спросил:

— Джед как, нормально с тобой обращался?

— Да, — сказал Адам.

— Н-да, — протянул человек. — Старина Джед, — он помолчал, задумавшись о старине Джеде. Потом сказал: — Н-да, старина Джед. Хороший он мужик.

Потом надолго замолчал.

Потом воскликнул с внезапным раздражением:

— Еще бы ему с тобой плохо обращаться, черт подери. Такой славный молодой человек, такой надежный, честный и обрр-зованный! Несмотря что ин-странец. По мне, так лишь бы не южанин.

Он помолчал, искоса поглядывая на Адама.

— Ты знаешь, что Джед южанин? — спросил он.

— Я знаю, что он из Каролины, — сказал Адам. — Его изгнали за то, что он выступал против рабства.

— Может, и так, — сказал человек. — Н-да, бывает. Но, знаешь, могу поспорить, ему плевать, кто выиграет в этой нашей войне. Ему лишь бы прибыль шла, — он снова кинул взгляд на Адама.

— Сколько он тебе платит? — тихо спросил он.

— Десять долларов, — сказал Адам.

— А содержание?

— Еда, — сказал Адам, — если вы об этом.

— Господи Иисусе! — огорченно выдохнул попутчик. И задумался. — Он тебе задолжал? — спросил он.

— За три месяца, — ответил Адам.

— Вот тебе и старина Джед, — сказал человек и покачал головой. Похоже, не в силах он расстаться с деньгами. Даже если это чужие деньги, он помолчал. — Что ж, — сказал он, и на лице у него заиграла язвительная усмешка, — тебе, считай, повезло. Мог задолжать и за шесть.

— Вот черт! — вырвалось у него. — Надо же, какой ты честный малый! Значит, Джед Хоксворт уезжает, оставив на тебя полный фургон, и даже не платит за работу. А я тебе вот что скажу, забери-ка ты из его фургона на тридцать долларов товара. Причем по оптовым расценкам, а не по той дутой цене, которую он заламывает бедным солдатам. Да, забери и положи в мой фургон, а сам езжай сегодня вечером к нему и скажи, что взимаешь с него долг.

Адам сказал, что не видит необходимости в таких мерах. Он лучше напрямую попросит у Джеда свои заработанные деньги.

— Ну давай, а я подожду, пока ты управишься, — сказал человек. Поедешь со мной. Да, скажи старому мерзавцу, что едешь со мной, я не прочь. Толковый малый вроде тебя, к тому же обрр-зованный — такой сможет разбогатеть. В стране сейчас денег — уйма. Она нашпигована деньгами, как свинина салом. Черт возьми, да стоит только оказаться в нужном месте в нужный момент, и деньги сами к тебе липнуть начнут, как мухи. Черт, да деньги заработать легче, чем холеру знойным летом, разве что поприятней. Я тебе вот что скажу...

И он сказал вот что.

Он сказал, что готов для него сделать следующее. Он будет платить восемнадцать долларов и процент. Да-сэр, он не пожалеет таких денег для честного, надежного и обрр-зованного молодого человека, хоть бы и с некоторым ин-странным акцентом и в странном ботинке на одной ноге, он ведь не виноват в этом, нет-сэр. Он же не калека, ничего подобного.

Он очень скоро сделает его своим партнером. Он сделает его богатым. Он же хочет быть богатым?

Да, подтвердил Адам, хочет.

— Ну что ж, — сказал человек, — буду тебя вечером ждать. Найдешь меня, мы разобьем лагерь у дороги.

И соскочил с повозки.

Когда час спустя Адам съехал с дороги, никакого плана у него не было. Он увидел колею, уводящую в лес, вот и все. Просто свернул с дороги, вылез из фургона и сделал вид, что осматривает колесо. Он не знал, что сказать в случае, если мясистый человек предложит свою помощь.

Краем глаза он увидел его повозку: тот его заметил. Адам понял, что в эту секунду мясистого одолевают два противоречивых стремления. Поэтому, недолго думая, он разогнулся, оторвавшись от созерцания колеса, помахал и крикнул:

— Все в порядке! Я приеду! Сегодня вечером! Я разыщу вас!

Человек помахал в ответ, улыбнулся и проехал мимо, увлекаемый медленным, хрустящим по гравию потоком. Адам снова склонился над колесом, погрузившись в бездумье и ласково поглаживая железный обод, туда-сюда.

За спиной он слышал звук движущегося каравана, скрежет осей, бесчисленное множество мелких скрипов, бесчисленные натяжения и усилия кожаных постромков и цепей, хрупанье бесчисленных копыт по земле или по гравию, шорох крутящихся колес — все слилось в один всепоглощающий звук. То и дело вдалеке какой-нибудь человеческий возглас прорывался сквозь этот неослабевающий глухой звук. Этот звук заполнил собою мир и пространство его головы, пока он пялился на колесо. Он думал о крутящихся колесах, о людях, вечно бредущих бесконечной процессией, о звуке, который будет всегда сопровождать их, наполняя воздух.

Он подумал, что теперь мясистый достаточно далеко отъехал. Он выпрямился. И оглянулся на дорогу. Посмотрел на идущих мимо людей, людей, глядящих прямо перед собой и сливающихся вдали в единый петляющий безликий поток; и сердце его сжалось от боли утраты. Он думал о том, что все эти мили, тысячи миль, которые он отшагал, он прошел именно для того, чтобы вот так стоять спиной к лесу и смотреть, как, петляя, утекает от него людской поток.