Филипп Эриа - Испорченные дети

Мама вздохнула и покачала головой. Сама не знаю почему, я пустилась в объяснения: завтра у меня в три часа примерка.

- Опять новое платье? - осведомилась тетя.

- Да. Все мои туалеты уже двухлетней давности. Мне даже нечего надеть на вечер, который ты даешь на следующей неделе. Ведь ты сама сказала, что будет целый тарарам!

- Конечно! Если я устраиваю раут в честь окончательного возвращения Ксавье, то уж не сомневайся, все будет как надо! Два оркестра! Будет буфет, а за маленькими столиками пусть ужинают, я за модой не гонюсь! Велю открыть комнаты нижнего этажа, включая бильярдную, которую освободят от мебели, а также библиотеку. А столы для бриджа расставим во втором.

- А много будет народу, тетя Эмма?

- Что за вопрос, кисанька! - Коль скоро я дала тете повод показать, что она не скупится на расходы, она заговорила более теплым тоном: Во-первых, наша семья в полном составе. И потом все наши друзья и знакомые по бирже. Короче, человек шестьсот, не меньше. Будет префект, два маршала, старшина сословия адвокатов, жена бельгийского посла, а возможно, и сам посол!.. Да, кстати: ты не составила еще списка своих приглашенных, я имею в виду проект списка?

- Нет, нет, тетя Эмма... с друзьями... словом, с моими личными друзьями мы обычно встречаемся в небольшой компании. Они не любят балов.

- Что? Тем лучше!.. Не смею настаивать! Уж не воображаешь ли ты, что мне требуется подкрепление!.. Впрочем, теперь поздно их приглашать.

Я обиженно замолчала.

- А разреши узнать, - спросила мама с притворно озабоченным видом, какое именно платье ты себе шьешь по такому секрету ото всех нас?

- Надеюсь, не особенно открытое? - подхватила тетя. - Предупреждаю тебя, голизны не потерплю! Я тебя к себе приглашаю, так что уж не посетуй!

- Платье будет вполне пристойное, успокойся, пожалуйста. И в то же время шикарное. Очень простенькое, обтянутое, светло-зеленого цвета. Достаточно закрытое и спереди и сзади, но совсем без плечиков, и будет держаться само по себе...

- Как это без плечиков?.. Что за эксцентричность! Ну и вкус.

Я взглянула на тетю, величественно восседавшую против меня на другом конце стола, на ее угловатую, плоскую фигуру - словно кусок деревяшки, задрапированный крепом. Но я помнила, что мама слушает наш разговор. И произнесла извиняющимся тоном:

- У меня красивые плечи.

И, конечно, тетя Эмма тут же съязвила:

- Надеешься кого-нибудь соблазнить?

Я промолчала. Тетя решила, что сумела меня сконфузить, осадить, и негромко, но ехидно хихикнула. Но мне нравилось молчать. Я смаковала свое молчание, которое, правда, лишь для меня одной должно было звучать красноречивым ответом на тетин вопрос. Нет, последнее слово осталось не за ней.

- Чуть-чуть не опоздала! - обратилась ко мне тетя Эмма, когда я подошла на перроне вокзала к семейной группе, состоявшей из мамы, тети и брата Симона. - А если бы поезд уже пришел?

Я взглянула на вокзальные часы: до прибытия поезда оставалось еще больше пяти минут. К тому же Симон, отправившийся взглянуть на железнодорожное расписание, вывешенное на большой доске, сообщил нам, вернувшись, что поезд опаздывает на четверть часа. Было холодно, мы топали ногами, стараясь согреться; поэтому я предложила зайти посидеть в буфет. Но тетя взорвалась:

- Нет, ты скажи, ну можно себе представить маму и меня в кафе? Ей-богу, она совсем с ума сошла!

- Боюсь, что в кафе я просто не сумела бы заказать себе чашку чая, заметила мама, явно переигрывая.

Я осмелилась возразить и, указав на внушительную фигуру Симона, сказала, что, во-первых, мы пойдем не одни, а во-вторых, сидеть будем в вокзальном буфете - это не одно и то же, что сидеть в кафе.

- Знаю, знаю! - сказала тетя Эмма.- На сей счет ты обладаешь редкостными познаниями и можешь смело делать сравнения. Ты ведь у нас великая путешественница! Но представь себе, что и я тоже бывала за границей. И не раз. Я знаю Женеву, знаю Брюссель. Только я посещаю музеи, а не бегаю по кабакам!

Сославшись на то, что я озябла, и добавив, что не успела выпить чаю, я в одиночестве отправилась в буфет.

Сидя у столика в ожидании, когда чай как следует настоится, я дивилась своему собственному терпению в отношении родных. Я вела себя так, словно пока требовалось щадить их и беречь свои силы. Но с чего я взяла, что в недалеком будущем мне предстоит выдержать против них куда более серьезную битву? Сама не знаю...

А ведь, кажется, можно было бы это предвидеть. Но в ту минуту все мои помыслы занимала сегодняшняя примерка. Я думала о ней с удовольствием. Платье, несомненно, получается удачным. Прежде всего оно меня худит. А кроме того, его цвет гармонирует с моим цветом лица, с легким загаром, еще не сошедшим с плеч, и с каштановыми волосами, которые всегда и при всех обстоятельствах я упорно отказывалась красить... Правда, желая усилить их естественный рыжеватый блеск, я мыла голову специальным шампунем; но это вовсе не значит красить волосы.

Гости найдут меня красивой. Я этого хочу; а чтобы быть красивой, мне достаточно только захотеть быть такой. Я и была красивой, только чересчур классического типа. Но моя наружность очень выигрывала от прически, украшений и искусного грима; зато скучающий вид губил меня. Конечно, на тетином балу я буду скучать, но постараюсь это скрыть; а ради того чтобы блеснуть, стоит постараться. Гости найдут меня красивой.

Я вынула из сумки зеркальце и убедилась, что без ущерба для своей внешности переношу невыгодный свет вокзального ресторанчика. Горячий чай, теплое помещение сделали свое дело. Я попудрилась, подкрасила губы; и не могла сдержать, улыбки при мысли, что мама с тетей дрожат сейчас на сквозняке; у них непременно покраснеют носы.

Из буфета я вышла в самую последнюю минуту и, проходя через зал, убедилась, что никаких объявлений о дополнительном запоздании поезда не вывесили. Своих родных я застала именно в том виде, в каком представляла себе, сидя в буфете; один лишь Симон все-таки не так окоченел, потому что курил сигарету за сигаретой.

Показался поезд.

- За мной! - скомандовала тетя.- Держитесь все вместе!

Прибытие или отход поезда, а возможно, сама вокзальная атмосфера всегда приводили тетку в состояние полного смятения. Она нервничала, бегала, цеплялась за одного, расспрашивала другого; мне всегда казалось, что она уже не может не совершать этого ритуального кружения; так собака, очутившись на улице, ни с того ни с сего начинает вертеться, прыгать и визжать.

Тетя Эмма на рысях неслась вдоль состава, двигавшегося нам навстречу. Пришлось Симону ее придержать, иначе она увела бы нас слишком далеко. Поезд остановился; показались первые пассажиры.

- Сейчас я вам опишу его приметы! - вопила тетя среди общего гама. Ведь вы его почти не знаете! Бедненький мой мальчик - белокурый, бледный и тонкий как былинка!