Филипп Эриа - Время любить

- Да ну их! - заметил Жюстен.- Если даже пойти рассказать судьям всю эту историю про то, что его силком отправили в Индокитай, все равно другому этим не поможешь. Еще возьмут и его тоже пошлют на бойню.

- Я не об этом стала бы говорить. А о том, как они поступили со мной. Тем паче что делалось это все на глазах и с ведома этого самого Патрика, и имя Патрика фигурировало во всех письмах истцов, которыми нас буквально засыпали. Он лично извлек выгоду из того процесса, который нас разорил.

- Да разве в этом дело? - упрямо крикнул Рено. Подперев голову руками, Жюстен сказал:

- А знаешь, все это похоже на кетч в грязи с двенадцатью участниками, который как-то передавали по телеку из Америки. Не могу представить себе вас вышедшей на ринг, чтобы нанести удар кулаком: вы же выберетесь оттуда вся в грязи.

- Прекрасно сказано. Слышал, Рено?

- Но это же не есть решение проблемы.

- Ты же видишь, Жюстен говорит весьма разумно, и он тоже считает, не будучи ни судьей, ни одной из заинтересованных сторон, что мое вмешательство немыслимо.

- Он уже не в первый раз поддерживает твое мнение, просто чтобы за тобой поухаживать.

- Что это ты несешь! - недовольно остановил его Жюстен.

- Возможно, это потому, что он,- начала я и махнула Жюстену, чтобы он успокоился,- потому что он не возводит в культ из голого принципа парадоксы и желание противоречить.

- Вот уж тебе-то не пристало говорить о желании противоречить. В последнее время стоит мне только рот открыть, и ты сразу же начинаешь возражать, что бы я ни сказал. Да и он тоже, впрочем.

- Послушай, Рено,- заговорил Жюстен, который из нас троих держался наиболее спокойно,- уж не воображаешь ли ты...

- Тебе-то что, ты ведь здесь ни при чем, значит, заткнись!

- А ты, пожалуйста, не груби! Жюстен наш гость. Вы, кажется, хотели что-то сказать, Жюстен? Мне интересно вас послушать.

- Да так, ничего. Короче, значит, надо все эти гнусности, которые они на вас обрушили и с которыми вы сумели благополучно разделаться,- надо по той или иной причине снова собрать в одну кучу и публично швырнуть в лицо вашей семье. По-моему, это подло.

- Подло другое,- крикнул Рено,- оставлять в беде Патрика! Более чем подло - это трусость.

Я поняла, что он хочет вывести меня из терпения.

- Ты уже сам не понимаешь, что говоришь.

- Правду,- возразил он, не глядя мне в лицо,- от нее требуется проявить храбрость, а храбрости-то у нее как раз и нет. Твердит, что она, мол, далека от предрассудков, а сама - обыкновенная буржуазка... Да-да, я правильно угадал, видишь, она обозлилась.

Я взяла его за руку и сильно тряхнула, чтобы он взглянул на меня.

- Хватит об этом, ладно? Раз ты не можешь говорить на эту тему спокойно и не грубить. И заруби себе на носу, я не буду выступать свидетельницей на этом процессе, говорю тебе раз и навсегда. Теперешний наш спор только укрепил меня в моем решении. А Жюстен сумел великолепно сформулировать причины, по которым мне не следует выступать.

Чернильно-черный глаз Рено метнул на Жюстена порцию самых ядовитых своих чернил, но никто из нас не тронулся с места.

- Можно встать из-за стола? - сдавленным голосом спросил Рено.

- Если хочешь. Возьми фрукты и съешь их, где тебе будет угодно.

Он захватил целую гору фруктов и побрел прямо к склону, где начиналась сосновая роща.

Жюстен из-за стола не встал.

Когда я поднялась на второй этаж, собираясь ложиться, я потихоньку открыла дверь спальни Рено и неслышно приблизилась к постели. Он спал или притворился, что спит. В окно вливался свет луны и ночной воздух. Через минуту я уже различила черты его лица, пушистую щеточку ресниц, к которой я приглядывалась сотни раз, стараясь угадать еще с его младенчества, спит он или нет, и которая сейчас, как и прежде, скрывала уголки век, наглухо запечатывала его тайну. Мой сын, этот незнакомец... Я нагнулась и, не опираясь о край кровати, чтобы его не разбудить, еле коснулась поцелуем его лба. Я тогда ломала себе голову, да и сейчас еще ломаю, - спал он или нет.

На следующее утро я отправилась на стройку только после того, как дождалась от Рено телефонного звонка из города: он прошел. Отметка довольно хорошая. Точно так же, как и накануне, я не хотела являться к лицею и на людях целовать его; звонил Рено из лицейского автомата, откуда слышно каждое слово, поэтому он на подробности поскупился, хотя именно их я и ждала. В ту же самую минуту, еще не положив трубки, я дала себе слово рассеять неприятный осадок, возможно, оставшийся у Рено после вчерашнего спора. К тому же кое-какой заранее приготовленный сюрприз - награда, ожидавшая только своего часа,- сумеет, я-то знала это, вернуть на его губы улыбку и на чело безоблачную радость.

Когда Рено изложил мне суть дела, оба мы помолчали, разделенные проводом, и мой сын сам ответил на незаданный мною с умыслом вопрос:

- Жюстен тоже прошел. Отметка такая же, как и у меня.

- Тогда браво!

- Он помчался в горы сообщить своим старикам. Вернется домой попозже.

- А ты что будешь делать?

- Охота пойти в бассейн. Знаешь, как в таких случаях кроль помогает.

- Чудесно. А я, очевидно, запоздаю к обеду. Так что не торопись, располагай своим временем, мне нужно заняться новой стройкой, там не все еще в порядке.

Это была чистая правда. Речь шла о той развалюхе, которую я взялась привести в христианский вид для знаменитого путешественника, он же киношник и лектор. Эта самая овчарня лежала ниже и севернее старинного полуразрушенного поселка, охраняемого законом как исторический памятник, и таким образом тоже попадала в зону, подвластную царству искусства: здесь нельзя было ничего строить, не согласовав с соответствующими инстанциями, даже восстанавливать старинные стены, если это нарушало первоначальную архитектуру. А чтобы провести моему клиенту канализацию и поставить бак для мазута, следовало расширить бывший свинарник, вплотную примыкавший к главному зданию, и на это тоже требовалось получить разрешение. Зависело это от мэра и учителя, председателя общества "Друзей древнего поселения", людей культурных и весьма красноречивых, с которыми я договорилась о встрече, и беседа наша могла затянуться.

Но дело стоило труда. На сводчатой арке главного входа красовалась дата 1600 год, и все здание тремя своими сторонами напоминало блокгауз, возведенный против мистраля; зато четвертая - фасад, обращенный к югу и выходивший во внутренний двор, получал свою порцию сладостного тепла, недаром в стене, грубо сложенной из неотесанных камней, были без всякого намека на симметрию пробиты окошки. Единственная уцелевшая часть "ансамбля" в кадастре и по словам старожилов звалась Ла Рок, скала,- и овчарня, превращаемая в жилье, сохраняла это название. И в самом деле, повсюду в ландах проступал камень, и его белесые шероховатые горбы губили чахлую растительность и представляли немалую опасность для пешехода. Подлинное царство голого камня. Как нередко в этих краях, пейзаж был скорее греческий, чем романский, чему способствовало чередование зеленой растительности и скал на заднем плане, игра солнечных бликов, какая-то удивительная свежесть и легкость воздуха, что-то одновременно очень живое и очень суровое.