Майя Луговская - Проливной дождь

Ехал и думал: ну их к чёрту. Сама оторва и, видать, связалась с таким же, только его и ждала, кошка драная. Теперь мимо посёлка ездить не буду, лучше дам кругаля, пропади они пропадом. И всё же не удержался, рассказал Наташе, что бичаги в посёлке появились. Про Тамарку, конечно, ни слова. Не сказал бы ей, не потащилась бы она туда с Никандровной, это уже наверняка. А теперь своим носом что-то учуяла и всё о Тамарке да о Тамарке. Конечно, может, она так, простосердечно, без всякой подковырки, всё это ему рассказывает, не понимает, что красным машет перед быком. А он, делать нечего, должен слушать со всеми подробностями. И всё, что Наташа ему рассказывает, как будто сам видит, видит и переживает.

…Добрались они с Никандровной к посёлку уже совсем затемно. Пустырь. Вокруг одна свалка. Как-то не по себе им стало, решили повернуть обратно. Вдруг огонёк заметили, ну и пошли на него. Домишко маленький, только что название, но всё же домишко, окна застеклённые. Постучали. Довольно долго не было ответа. Потом услышали: «Кто там?» — женский голос. «Геологи, — отвечают, — из отряда, ваши соседи». — «Сейчас, сейчас открою, пожалуйста, подождите минутку», — голос звонкий, приветливый. Дверь женщина открыла, а сама волосы в пучок забирает, высоко на затылке их закручивает, лицо всё освободила. Глаза зелёные, вразлёт, скулы заострённые, шея длинная. Халатик голубой накинула, байковый.

А Борис думает: эти её манеры мы знаем — шею вытягивать.

«Проходите, проходите, — говорит. — Мы уже слышали, что рядом с нами геологи. Вы уж нас извините, что врасплох застали. И как хорошо вы сделали, что зашли!»

Всё помещение — одна комната на всех. Обстановка — нары, стол да табуретки. Лампочка на потолке горит от движка. Печка-времянка. Вот и всё. Тамарка-то встала, а сам лежит. Раз уж вошли, вроде и подыматься ему неудобно, небось в кальсонах. За ним на нарах, тоже под одеялом, кореец — одной рукой транзистор настраивает, музыку ловит, в другой — мячик на резинке, с ним играет. «Не обращайте внимания, вы уж их извините, — Тамарка говорит, — пусть лежат, весь день работали, устали. Здесь у нас всё по-походному. Сейчас, сейчас я чай поставлю. Усаживайтесь. — Табуретки им придвигает, стол скатертью накрыла. — У нас и варенье для вас найдётся, сейчас, сейчас. Это муж мой, — на лохматого показывает. — А это — Ким. Не его смена, отдыхает лапонька. — К корейцу обращается: — Выключи-ка свою музыку. Что поговорить не даёшь?»

Наташа смутилась, не вовремя пришли. Но Вероника Никандровна, как ни в чём не бывало: «Лежите, лежите, очень даже хорошо. Мы и не разрешим вам подниматься. Чаю выпьем с удовольствием». И начинает разговор так просто, будто сто лет со всеми знакома. Наташа, уж какая бойкая, и то удивляется. Только кореец молчит, ни слова, как с ним Никандровна ни заговаривает, транзистор свой выключил и только мячик на резинке — вниз и вверх, вниз и вверх.

«И как же у вас здесь хорошо, и тепло, и чисто. Повезло вам с такой хозяйкой». Тамарка улыбается, а Божан Никандровне: «Повезло не то слово. Жизнь она мне вернула». И всё о себе как на ладони выложил. И о том, что сидел два раза тоже рассказал. Первый раз посадили — приписки к нарядам делал, ребят хотел заинтересовать, чтобы лучше работали. Он мастером тогда был на авторемонтном заводе, на Украине. Мало одному надбавки показалось, донёс, решил — себе больше берёт. Он этого не стерпел, врезал ему как следует, так, что тот в больницу угодил. Отсидел. Вернулся. Жена не ждала его, с другим связалась. Он всё ей оставил: и дом, и обстановку всю. С одним чемоданом к братёнку в село. Встретили его там с приветом, с угощением, стол накрыли, гостей наприглашали. А он весь в своих переживаниях. Выпили. Кто-то возьми да и скажи про него: «Без кола и двора остался, зато с рогами». Не сдержал себя, опять врезал. Ещё три года схлопотал. Ну, а потом на шахтах, и механиком, и буровым мастером, как и сейчас.

Всё это он им запросто излагает, а Тамарка с таким участием ему: «Божан, ты мой обожан, ну не волнуйся. Всё у нас с тобой так хорошо…»

«Очень хорошо, — думает Борис, — трепалась, трепалась и удостоилась на свалке жить, на нарах спать». Наташин рассказ вызвал в нём только раздражение против Тамарки. Для себя он решил больше с ней никогда не встречаться, но и отряду не видать Тамаркиных оладий.

Начал он с Валерия.

— Зачем нам тащиться к такому сброду?

Валерий поначалу отнёсся довольно безразлично:

— Как они хотят. Что тут такаго особенного, можно и заехать. Я, лично, не возражаю. — Он весь этот день был очень занят, составлял для Москвы месячный отчёт, и было ему ни до кого и ни до чего. А Наташа услышала, как Валерий прореагировал, и просияла.

Тогда Борис решил действовать через Марину. Как к ней подъехать, он себе ясно представлял. Он высказал Марине своё мнение о дружбе Наташи с Никандровной. Наташа, мол, хочет показать, что она не глупее Марины, хоть и не кандидат наук, только студентка, а вот с Никандровной у неё больше общего в интересах.

Конечно, это не могло не подействовать на Марину, тем более, что совпало с её собственным ощущением этой дружбы, и Борис это понимал. Вероника Никандровна не нравилась Марине. Прекрасный специалист, больше сотни печатных работ, конечно, ей нельзя отказать в образованности. Но не нравилась она Марине своей независимостью и тем, что даже с Борисом, простым шофёром, ей интересней было общаться, чем с ней, Мариной. А Марина и музыку знает, не как-нибудь, а профессионально, музыкальное училище окончила, и в литературе, и в живописи разбирается, и по театрам ходит. У Марины на всё хватает времени, все даже удивляются. Даром она его не тратит. Вот она, Марина, в посёлок знакомиться со случайными людьми не пошла бы. Делать ей там нечего. Ехать туда всем отрядом — значит не уважать себя. В назначенный день у Валерия не было намерения заезжать в посёлок после маршрута.

— Но как же так? — сказала Наташа. — Мы же обещали. Ты согласился. Нас будут ждать, готовиться. Что случилось, Валерий? Почему это ты вдруг возражаешь?

— Нечего нам делать в этой кампании. Личного приглашения не получал. И довольно об этом.

Сказал, как пощёчину залепил. Ничего она ему не ответила, только глазами прожгла, отвернулась и пошла к себе. Борису даже совестно стало: оказывается, вот как на Валерия она реагирует, всем сердцем.

— В таком случае, — Вероника Никандровна даже закурила, — вы считаете, что мне прилично будет проехать мимо посёлка?

Борис понимает, что неприлично. Понимает, что сам всё сделал, чтобы расстроить их планы. Но у него-то ведь другие отношения с Тамаркой! И чтобы как-то всё же сгладить свою вину, он предложил Валерию ехать не мимо посёлка, а в объезд. И пусть они там думают, что отряд сегодня в маршрут вообще не поехал. Валерий промолчал, но Марина резко возразила: