Майя Луговская - Солнцеворот

— Я не ошиблась в вас, вы поняли меня, я-то знаю, чего вам это стоило.

Но он уже почти не слышал. Он засыпал. Тяжёлая голова свесилась на руль.

Ольга Николаевна ещё довольно долго стояла под тёплым, мелким, почти весенним дождём у автостанции, дожидаясь машины. Наконец она уселась в маршрутное такси.

Когда проезжали перевал, рассветало. Дождь кончился. Столетние буки и грабы как великаны стояли вокруг. Ярко-зелёный мох расползся по их стволам, высоко на ветвях покачивались лёгкие шары вечнозелёной омелы.

Вдалеке заблистало море, и до боли знакомые ей резные очертания южного берега стали доступны глазу.

Повороты шоссе. Огни санаториев. Стройные силуэты кипарисов. Остро пахло морем, и быстро светлело. Когда подъезжали к Овинде, уже вставало солнце.

Город спал, и только чайки с визгом метались у мола.

Белая приморская гостиница, с маленькими лепными балкончиками по фасаду. Ольге Николаевне пришлось разбудить швейцара. Дежурный администратор тоже спала. Очень неудобно было будить сладко спавшую немолодую женщину.

— Здравствуйте, с Новым годом, — сказала Ольга Николаевна.

— Мест нет, — ответила та спросонья. — Раньше десяти ничего не будет, — добавила она, протирая глаза.

— Я посылала телеграмму, чтобы забронировали, завтра я уезжаю обратно.

Дежурная окончательно проснулась. Она уставилась на Ольгу Николаевну и не сразу узнала её.

— О, так это вы, — сказала она. — Здравствуйте! А мы тут на вас грешили. Думали, не приедете. Всякое ведь бывает. Потом получили телеграмму. Разве можно забыть. Нельзя. Номер вам оставили…

Ольга Николаевна осталась одна. Подошла к окну и распахнула створки.

Пронзительно свежий морской ветер с запахом соли и йода хлынул в лицо. Впереди простиралось море. Было светло, и солнце сияло совсем не по-зимнему. Она долго смотрела в морскую даль.

— Вот я и встретила Новый год. Опять с тобой, как тогда, как всегда… Тебя нет, а я жива и буду жить, — тихо прошептала она. И видела его так же ясно, как и в последний раз в партизанских лесах Овинды. Обросшего, с синими, смеющимися глазами, с доброй могучей спиной, похожей на щит.

Ветер трепал занавески, и они раздувались как парус над ней.

Она улыбнулась, вспомнив водителя:

«Конечно, она виновата перед ним за погубленную новогоднюю ночь. Но он должен простить. Если ей дорога эта память, то и он, оставшийся в живых, отдал свою дань».

А он сладко спал в своём опустевшем автомобильчике, на обочине, почти в кювете, и тоже улыбался. Он слышал её голос, глухой, не терпящий возражений. И видел запавшую в душу седую прядь у виска.