Фэнни Флэгг - Жареные зеленые помидоры в кафе Полустанок

- Может, ты и прав, дружок, очень даже может быть. Положи-ка обратно, пусть её найдут те, кому она предназначена.

Культяшка осторожно, как священную реликвию, положил банку на то же место.

- Вот здорово!

Первый в жизни снег, а теперь вот банка, которую, возможно, сбросил сам Железнодорожный Билл. Не слишком ли много для одного дня? Они пошли дальше, и через несколько минут Культяпка сказал:

- Наверно, этот Железнодорожный Билл - самый смелый человек на свете, как думаете, тетя Иджи?

- Конечно, смелый.

- Но разве не самый-самый из всех, кого вы знаете?

Иджи подумала.

- Я бы не сказала, что самый-самый. Он смелый, это верно, но не самый.

Культяшка даже остановился.

- Да кто же может быть смелее Железнодорожного Билла?

- Большой Джордж.

- Наш Большой Джордж?

- Ага.

- А что он такого сделал смелого?

- Начнем с того, что меня с тобой сейчас бы не было, если б не он.

- Вы имеете в виду - сегодня?

- Нет, я имею в виду вообще. Меня бы сожрали свиньи.

- Да вы что!

- Да, сэр. Мне было года два, может, три, мы с Бадди и Джулианом болтались около загона со свиньями, и я свалилась прямо в корыто.

- Неужели правда?

- Ну да. Свиньи побежали прямо ко мне, а ты знаешь, они едят все подряд... Сколько угодно случаев, когда они пожирали детей.

- Правда?

- Конечно. В общем, я вылезла из корыта и бросилась бежать, но упала. Они меня почти догнали, как вдруг Большой Джордж прыгнул в загон и стал их расшвыривать. А свиньи были здоровенные, весом фунтов в триста каждая. Он хватал их и бросал на другой конец загона, как мешки с картошкой, и не подпускал ко мне, пока Бадди не пролез под оградой и не вытащил меня из загона.

- Правда?

- Правда. Ты видел, какие у Большого Джорджа шрамы на руке?

- Да.

- Это его тогда свиньи поранили. Но Большой Джордж ни слова папе не сказал - он понимал, отец убил бы Бадди за то, что тот водил меня к загону.

- Я этого не знал.

- Ну откуда ж тебе было знать!

- Ничего себе! А кто ещё самый смелый? Может, дядя Джулиан? Он на прошлой неделе подстрелил оленя с большими рогами. Для этого надо быть очень смелым.

- Ну, смелость смелости рознь, - сказала Иджи. - Чтобы убить беззащитное животное из ружья двадцатого калибра, большой храбрости не требуется.

- А тогда кто ещё смелый, кроме Большого Джорджа?

- Дай сообразить. - Иджи задумалась. - Кроме Большого Джорджа я бы назвала твою маму.

- Маму?

- Да, твою маму.

- Нет, я не верю. Почему? Она же всего боится, даже крошечного клопа. Что она такого храброго сделала?

- Кое-что сделала. Однажды она кое-что сделала.

- Что же?

- Не важно. Ты спросил, я ответила. Твоя мама и Большой Джордж - двое самых смелых людей из тех, кого я знаю.

- Правда?

- Честное слово.

Культяшка был потрясен.

- Это ж надо!

- Вот так-то. И я хочу, чтобы ты ещё кое-что запомнил. Человек - самое загадочное существо на земле и самое замечательное. Никогда не забывай этого. Слышишь?

Культяшка посмотрел на неё и твердо сказал:

- Да, мэм. Не забуду.

Они пошли дальше вдоль рельсов, а ярко-красный кардинал, сорвавшись с покрытого снегом дерева, взмыл вверх над белым горизонтом.

ПРИЮТ ДЛЯ ПРЕСТАРЕЛЫХ "РОЗОВАЯ ТЕРРАСА"

Старое шоссе Монтгомери, Бирмингем, штат Алабама

9 марта 1986г.

Раньше в такие бесконечно долгие черные ночи Эвелин часто просыпалась в холодном поту и боролась с кошмарами: её преследовали видения смерти, трубок, ведущих к аппаратам в отделении реанимации, растущих в теле опухолей. Ей хотелось закричать, позвать на помощь Эда, который безмятежно спал рядом. Но она не кричала, а продолжала до утра лежать на дне пропасти, во тьме собственного ада.

Теперь, чтобы изгнать из мыслей холодное дуло и медленно спускаемый крючок, она закрывала глаза и заставляла себя услышать голос миссис Тредгуд, а если глубоко вздохнуть и сосредоточиться, то ей удавалось очутиться в Полустанке. Она шла по улице, заходила в салон красоты миссис Опал и почти ощущала, как ей моют волосы теплой водой, потом прохладной, потом холодной. После укладки она шла на почту навестить Дот Уимс, затем в кафе, к людям, которых так явственно себе представляла: к Культяшке, Руфи, Иджи. Она заказывала завтрак, а Уилбур Уимс и Грэди Килгор приглашали её за свой столик. Ей улыбались Сипси и Онзелла, а с кухни доносились звуки радио. Все спрашивали, как она поживает, и солнце всегда светило в окна, и всегда наступало завтра... Потом она все глубже и глубже погружалась в сон и все меньше думала о пистолетах.

Проснувшись сегодня утром, Эвелин поняла, что с нетерпением ждет поездки в приют. Как ни крути, но рассказы о кафе и Полустанке стали для неё куда большей реальностью, чем её нынешняя жизнь с Эдом в Бирмингеме.

Как всегда, её новая приятельница была в прекрасном настроении и искренне обрадовалась шоколадке "Херши" без миндаля, которую ей привезла Эвелин. Съев почти половину, миссис Тредгуд заговорила:

- Господи, хотела бы я знать, что стало со Смоки Одиночкой? И где он теперь, может, умер? Наверно, умер.

Я хорошо помню, как он первый раз появился в кафе. Я лакомилась жареными зелеными помидорами, а он постучал с черного хода и попросил поесть. Иджи ушла на кухню и скоро вернулась с этим бедным парнем. Он был ужасно грязный, весь в угольной пыли, и она велела ему пойти умыться. А потом пошла приготовить ему поесть и говорит: в жизни не встречала человека, который выглядел бы таким одиноким. Он сказал, что его зовут Смоки Филлипс, но Иджи окрестила его Смоки Одиночкой, и с тех пор каждый раз, когда видела его, она говорила: "Вот идет старый бродячий кот Смоки Одиночка".

Бедняга, у него, небось, и семьи-то никакой не было. Руфь с Иджи пожалели его, потому что он был какой-то полудохлый, и пустили жить в сарайчик за кафе. Порой его разбирала тяга к перемене мест, и два или три раза в год он куда-то исчезал, но рано или поздно все равно возвращался пьяный, усталый, оборванный - и опять жил в своем сарайчике. У него вообще ничего не было, ни единой вещи, разве что вилка да ложка. Он носил их в кармане пальто, а открывалку затыкал за ленту на шляпе. Говорил: не хочу себя ничем обременять. По-моему, тот сарай за кафе был единственным местом, которое он мог назвать своим домом, и если бы не Руфь с Иджи, он наверняка бы умер с голода.

Но я все-таки думаю, Смоки возвращался по другой причине... По-моему, он был влюблен в Руфь. Правда, он никогда этого не говорил, но достаточно было видеть, какими глазами он на неё смотрит.

Знаете, я рада, что мой Клео умер первым. Мне кажется, мужчины не справляются с жизнью без женщины, потому-то многие так недолго живут после смерти своих жен. Они просто теряются. Жалко их. Возьмите хоть старика Данауэя. Месяца не прошло, как умерла его жена, а он уже бегает за каждой юбкой... Вот почему его пичкают успокоительными лекарствами: чтобы угомонился. Считает себя Ромео, можете представить? А сам похож на старого лопоухого индюка. Хотя кто я такая, чтобы насмехаться! Ведь совершенно не важно, как ты выгладишь, все равно найдется человек, который считает тебя самым прекрасным существом на свете. А что, может, ему и удастся подцепить кого-нибудь из здешних старушек...