Уильям Фолкнер - Когда я умирала

Дарл -- наш брат, наш брат Дарл. Наш брат Дарл в клетке в Джексоне, его чумазые руки легко лежат в тихих просветах между прутьями, он глядит оттуда с пеной на губах.

"Да да да да да да да да".

ДЮИ ДЭЛЛ

Когда он увидел деньги, я сказала:

-- Это не мои деньги, я им не хозяйка.

- Чьи же?

-- Это деньги Коры Талл. Миссис Талл. Я продала ее пироги.

-- Десять долларов за два пирога?

-- Не тронь. Они не мои.

-- Не было у тебя никаких пирогов. Врешь. В свертке у тебя было воскресное платье.

-- Не тронь! Возьмем, вором будешь.

-- Родная дочь называет меня вором. Родная дочь.

-- Папа. Папа.

-- Я кормил тебя и дал тебе кров. Любил и заботился, а теперь моя родная дочь, дочь моей покойной жены, над материной могилой называет меня вором.

-- Говорю тебе, не мои. Мои, ей-богу, отдала бы.

-- Где ты взяла десять долларов?

-- Папа. Папа.

-- Не хочешь говорить. Или через такой позор добыла, что боишься говорить?

-- Говорю тебе, не мои. Ты понимаешь или нет, что не мои?

-- Да разве ж я не отдал бы обратно? А она родного отца называет вором.

-- Говорю тебе, не могу. Говорю, не мои деньги. Ей-богу, отдала бы.

-- И брать не стал бы. Моя родная дочь, которую я семнадцать лет кормил, пожалела мне в долг десять долларов.

-- Они не мои. Не могу.

-- Так чьи же?

-- Мне их дали. Купить одну вещь.

-- Что купить?

-- Папа. Папа.

-- В долг ведь. Видит Бог, тошно мне, что родные дети меня попрекают. А я им свое отдавал, не скупясь. С радостью отдавал, не скупясь. И теперь они мне отказывают. Адди. Твое счастье, Адди, что ты умерла.

-- Папа. Папа.

-- Правду говорю, ей-богу.

Он взял деньги и ушел.

КЕШ

Когда мы остановились, чтобы одолжить лопаты, в доме играл граммофон, а когда лопаты стали не нужны, вала сказал:

-- Надо бы их вернуть, я думаю.

И мы опять поехали к тому дому.

-- Надо Кеша к Пибоди отвезти, -- сказал Джул.

-- Да тут делов-то на минуту, -- сказал папа. Он вылез из повозки. В этот раз музыка не играла.

-- Пускай Вардаман отнесет, -- сказал Джул. -- Он вдвое быстрей обернется. Или давай, я...

-- Нет, лучше я сам, -- говорит папа. -- Я ведь одалживал.

И вот мы ждали в повозке, но в этот раз музыка не играла. Я думаю, хорошо, что у нас нет такой штуки. Думаю, я бы совсем не работал, только слушал. Не знаю, может, музыку послушать -- самое лучшее, что бывает у человека. Придет, к примеру, вечером усталый, а тут ему музыка играет -- и отдыхает человек, лучше-то как еще отдохнуть? Я видел такие, которые закрываются, как чемоданчик, с ручкой -- носи его с собой куда хочешь.

-- Что он делает, по-твоему? -- спрашивает Джул. -- Я бы за это время десять раз отнес лопаты.

-- Пускай его. Не забывай, он ведь не такой, как ты, проворный.

-- Чего же ты мне не дал отнести? Нам еще ногу твою лечить, а то завтра домой не уедем.

-- Да успеется. Интересно, сколько такая машина стоит в рассрочку?

-- Рассрочивать-то что? -- сказал Джул. -- Из каких денег ее купишь?

-- Мало ли как бывает, -- я сказал. -- Думаю, у Сюратта я бы мог купить такой за пять долларов.

Вернулся папа, и поехали к Пибоди. Пока мы у него были, папа сказал, что сходит в парикмахерскую, побреется. Ну, а вечером сказал, что у него есть дело, -- говорит, а сам в сторону смотрит, волосы влажные, прилизаны, и пахнет от него одеколоном, -- но я сказал, пускай его, я бы и сам не прочь послушать еще этой музыки.

Утром он опять ушел, потом вернулся, велел запрягать и собираться, а он нас встретит -- и, когда они ушли, говорит:

-- У тебя, верно, нет больше денег.

-- Пибоди дал мне только за гостиницу расплатиться, -- я сказал. -- Нам ведь больше ничего и не надо?

-- Да, -- сказал папа, -- да. Нам ничего не надо. -- А сам стоит и не смотрит на меня.

-- Если что-то надо, я думаю, Пибоди нам... -- сказал я.

-- Нет, -- сказал он. -- Больше ничего. Вы подождите меня на углу.

Ну, вывел Джул упряжку, пришел за мной, уложили меня в повозке на тюфяк и поехали через площадь к углу, где папа велел ждать, -- ждем в повозке, Дюи Дэлл с Вардаманом бананы едят, потом видим, они идут по улице. У папы вид виноватый, но как бы задиристый, словно что-то натворил и знает, что маме это не понравится -- а в руке чемоданчик, и Джул спрашивает:

-- Кто это?

Тут мы видим, что изменил его не чемоданчик вовсе -- лицо изменилось, и Джул говорит:

-- Зубы вставил.

И точно. Кажется, на фут вырос, голову держит высоко, сам виноватый, но гордый, -- а потом увидели за ним ее, тоже с чемоданчиком, -- женщина с утиной фигурой, вся наряженная, глаза выпуклые и смотрят твердо: мол, попробуй что скажи. Мы сидим и глядим на них, -- Дюи Дэлл и Вардаман с раскрытыми ртами и недоеденными бананами в руках, -- а она выходит из-за папы и смотрит на нас с этаким вызовом. И тут я вижу, что чемоданчик у ней в руке -- как раз такой маленький граммофон. И точно, оказался граммофон, запертый и аккуратненький, как на картинке, и каждый раз, когда придет по почте новая пластинка, а мы сидим зимой дома и слушаем ее, я думаю: как нехорошо, что Дарл не может с нами порадоваться. Но для него же так лучше. Этот мир -- не его мир; эта жизнь -- не его жизнь.

-- Тут, значит, Кеш, Джул, Вардаман и Дюи Дэлл, -- говорит папа, виноватый, но гордый, с новыми зубами и прочим, хотя на нас не смотрит. -Познакомьтесь с миссис Бандрен.