Уильям Фолкнер - Когда я умирала

Когда я подбегаю к фасаду, он борется с Гиллеспи: поджарый, в нижнем белье с голым. Как две фигуры на греческом фризе -- красным светом выхвачены из действительности. Я не успеваю: ударом он сбил Гиллеспи с ног, повернулся и побежал в сарай.

Шум огня стал теперь совсем мирным, как тогда -- шум реки. Через тающий просцениум двери мы наблюдаем, как Джул подбегает к дальнему концу гроба и наклоняется над ним. Вот он поднял голову, бросил сквозь портьеру из огненного бисера, и я вижу по его губам, что он зовет меня.

-- Джул! -- кричит Дюи Дэлл. -- Джул! -- Кажется, что сейчас до меня долетел весь ее крик, скопившийся за последние пять минут, я слышу, как она шаркает ногами и рвется из рук папы и Мака с воплем: "Джул! Джул!"

А он уже не смотрит на нас. Мы видим, как напряглись его плечи: он приподнял конец гроба и в одиночку сдвигает его с козел. Неправдоподобно высоким кажется вставший гроб, за ним не видно Джула: я никогда не поверил бы, что для Адди Бандрен понадобится столько места; мгновение он стоит стоймя под дождем искр, которые отлетают от него во все стороны, будто ударившись о гроб, высекают новые искры. Потом он падает вперед, набирая скорость, открывает Джула, осыпаемого искрами, которые также множатся на нем и окружают его тонким огненным нимбом. Без задержки гроб кувыркается дальше; встает на другой конец, замирает на миг и медленно опрокидывается вперед, сквозь огненную завесу. Но теперь Джул верхом на нем, припал к крышке, -- и, грянувшись оземь, гроб выбрасывает его вперед, вместе с еле слышным запахом паленого мяса, а навстречу прыгает Мак и хлопает по дырам с малиново-красной каймой, пускающимся, как цветы, на его рубахе.

ВАРДАМАН

{Я пошел поглядеть, где они бывают ночью, и что-то видел}. Они говорили: "Где Дарл? Куда пошел Дарл?"

Они отнесли ее обратно под яблоню.

Сарай был еще красным, но это уже был не сарай. Он осел, а красное взвивалось винтом. Сарай красным сором взвивался в небо к звездам, а звезды летели навстречу.

Кеш тогда еще не спал. Он поворачивал голову туда и сюда, а лицо у него было потное.

-- Кеш, облить ее? -- спросила Дюи Дэлл.

Нога у Кеша внизу стала черная. Мы поднесли лампу и разглядывали ногу Кеша, где она почернела.

-- Кеш, у тебя нога как у негра, -- сказал я.

-- Придется, видно, разбить, -- сказал папа.

-- На кой же шут цементом-то? -- спросил мистер Гиллеспи.

-- Думал закрепить ее немного, -- сказал папа. -- Я только помочь ему хотел.

Принесли утюг и молоток. Дюи Дэлл держала лампу. Бить пришлось сильно. И тогда Кеш заснул.

-- Он теперь спит, -- сказал я. -- Когда спит, ему не больно.

Цемент только трескался. Не отваливался.

-- С кожей вместе снимешь, -- сказал мистер Гиллеспи. -- На кой шут цементом-то? И никто не догадался жиром ее смазать?

-- Я только помочь ему хотел, -- сказал папа. -- Дарл заливал.

-- Где Дарл? -- они сказали.

-- Неужто ни одному из вас ума недостало? -- спросил мистер Гиллеспи. -Он хотя бы мог догадаться.

Джул лежал лицом вниз. Спина у него была красная. Дюи Дэлл намазала ее лекарством. Лекарство сделали из масла и сажи, чтобы вытянуло жар. Тогда спина стала черной.

-- Больно, Джул? -- спросил я. -- Джул, у тебя спина как у негра.

У Кеша нога была как у негра. Потом цемент разбили. У Кеша из ноги пошла кровь.

-- А ты иди, ложись, -- сказала Дюи Дэлл. -- Тебе спать полагается.

-- Где Дарл? -- говорили они.

А он с ней там, под яблоней, на ней лежит. Он там, чтобы кошка не вернулась. Я сказал:

-- Дарл, ты кошку будешь отгонять?

И на нем лунный свет лежал пятнами. На ней тихо лежал, а на Дарле пятна вздрагивают.

-- Ты не плачь, -- я сказал. -- Джул ее вытащил. Не плачь, Дарл.

Сарай еще красный, а был краснее, чем сейчас. Тогда он взвивался винтом, а звезды летели навстречу, но не падали. Сердце кололо, как от поезда.

{Я пошел поглядеть, где они бывают ночью, а что увидел, Дюи Дэлл никому не велела говорить}.

ДАРЛ

Уже довольно давно проезжаем мимо рекламных досок: аптеки, закусочные, одежда, готовые лекарства, гаражи, кафе, -- и цифры на указателях убывают все круче: 3 мили, 2 мили. С вершины холма, снова влезши в повозку, мы видим плоское покрывало дыма, как будто неподвижного в послеобеденном затишье.

-- Дарл, это город? -- спрашивает Вардаман. -- Это Джефферсон? -- Он тоже отощал; лицо у него осунувшееся, напряженное, полусонное, как у нас.

-- Да, -- говорю я.

Он поднимает голову и смотрит на небо. Сужая круги, они повисли там, как дым: при видимости формы и умысла никаких признаков движения вперед или вспять. Мы снова влезаем в повозку; там на гробе лежит Кеш, и нога у него облеплена осколками раздробленного цемента.

Потрепанные, унылые мулы со стуком и скрипом везут нас под уклон.

-- Придется показать его доктору, -- говорит папа. -- Видно, без этого не обойтись.

У Джула на рубашке, там, где она прикасается к спине, медленно проступает черный жир. Жизнь была создана в долинах. На древних страхах, древних вожделениях и отчаяниях ее вынесло на холмы. Поэтому и надо всходить на холмы пешком, чтобы ехать под гору. Дюи Дэлл сидит спереди, на коленях у нее газетный сверток. Когда мы спускаемся с холма на ровное место, где дорога сжата двумя стенами деревьев, она начинает потихоньку поглядывать налево и направо. Наконец говорит:

-- Мне слезть надо.

Папа поворачивается к ней. На его помятом профиле написана досада, ожидание неприятности. Повозку он не останавливает.

-- Зачем?

-- Мне в кусты надо, -- говорит Дюи Дэлл.

Папа не останавливает повозку.

-- До города потерпеть не можешь? Миля всего осталась.

-- Останови, -- говорит Дюи Дэлл. -- Мне в кусты надо.

Папа останавливает посреди дороги, и мы смотрим, как Дюи Дэлл слезает на землю, не выпуская из руки сверток. Она не оглядывается на нас.

- Пироги-то свои оставь, -- говорю я. -- Мы покараулим.

Слезает медленно, на нас не глядит.

-- А если до города дотерпит, она знает, куда там идти? -- спрашивает Вардаман. -- Дюи Дэлл, в городе где будешь делать?

Она снимает с повозки сверток, уходит и скрывается среди деревьев и кустов.

-- Особенно там не валандайся, -- говорит папа. -- Нельзя нам время терять. -- Она не отвечает. Вскоре и шагов ее уже не слышно. -- Надо было сделать, как Армстид и Гиллеспи советовали, -- говорит папа, -- в город сообщить, чтобы вперед для нас выкопали.

-- Что же не сообщил? -- спрашиваю я. -- По телефону мог сказать.

-- На кой черт? -- говорит Джул. -- Сами не можем выкопать яму в земле?

Из-за холма появляется автомобиль. Загудел и сбавляет ход. На малой скорости едет по обочине, левыми колесами в канаве, объезжает нас и едет дальше. Вардаман глядит на него, пока он не скрывается из виду.

-- Дарл, далеко еще? -- спрашивает он.

-- Недалеко.

-- Надо было сообщить, -- говорит папа. -- Да одалживаться не хочу ни у кого, кроме как у ее близких.