Ник Хорнби - Логорея

С Крисом Коуком я тоже знаком. Пару лет назад я учил его в течение недели. Если точнее, я прочитал несколько его рассказов, почесал голову, пытаясь придумать, как бы сделать их получше, ничего не придумал и уверил его, что рассказы отличные. Мне бы хотелось похвастаться, что именно я его открыл, но на самом деле писателей так не открывают: работы его талантливы, это было очевидно, к тому же права на присланную мне рукопись уже были выкуплены издательствами «Харкорт Брейс» в США, «Пенгуин» в Англии, «Гуанда» в Италии и так далее. Опубликуют его книгу только в 2005 году, но, увидев рецензии, вы вспомните, что впервые прочитали о Коуке у меня, – а ведь примерно так все и узнается, если не считать спортивных результатов.

«Мы в беде» – это книга по большей части о смерти. Неудивительно, ведь многих молодых авторов увлекает эта тема. Все события рассказа «В случае» происходят за несколько часов: начинается все ранним утром, когда в автокатастрофе гибнут родители трехлетнего мальчика, а заканчивается незадолго до того, как мальчик проснется в новом для себя, страшном мире. А тем временем нам рассказывают про его молодого, обезумевшего от горя крестного отца, которому предстоит его растить. В первом рассказе сборника смерть отбрасывает тень на нескольких людей и их отношения. Некоторые рассказы Коука читаешь, даже не замечая, как пролетает время. Наверное, это значит, что читаешь их быстрее, чем предполагал автор. Можно ли назвать их литературными произведениями? Они прекрасно написаны, глубоки, но они не бывают скучными, и в самом повествовании всегда есть место неожиданности. И Коук не пытается привлечь внимание к своему языку; он хочет, чтобы вы увидели людей, его персонажей, а не прислушивались к его голосу. В плане серьезности и будущих номинаций на разные премии это действительно литературные произведения, но вместе с тем их нельзя отнести только к литературе, ведь многие воспримут описываемое там близко к сердцу.

Патрик Гамильтон, умерший в 1962 году, стал моим новым лучшим другом. Саму знаменитую его книгу «Наследие» я прочитал несколько месяцев назад; а сейчас в Англии была переиздана его трилогия «Двадцать тысяч улиц под небом». Первая книга трилогии, «Полночный колокол», показалась мне ничуть не хуже «Наследия». Как правило, книги перестают издавать не просто так, а потому, что они того не заслуживают или, по крайней мере, неинтересны большинству читателей. (Да-да, вашу любимую книгу не переиздают, и это ужасно. Но я готов спорить на что угодно: ваша книга не дотягивает до «Над пропастью во ржи» или романа Грина «Сила и слава».) Книги Гамильтона не назвать запутанными или сложными, хотя они и устарели в том смысле, что породившая их культура изменилась до неузнаваемости. Настроение же его книг смотрится очень органично и сейчас: Гамильтон смел, тверд и язвителен, а еще он пишет отчасти и о беспутствах. А немного беспутства нам никогда не помешает, ведь так? Правда, эстетики в гамильтоновских беспутствах немного: люди сидят в пабах и нажираются в хлам. Но если вам нужно долететь от Диккенса до Мартина Эмиса, сделав всего одну остановку, то вам нужен именно Гамильтон.

Дорис Лессинг назвала его «блестящим романистом, не нашедшим признания». По ее ощущению, он страдал, поскольку в 1930-м не стал своим для почитателей творчества Ишервуда. В 1968 году Лессинг писала: «Его романы воплотились в жизнь. Чтобы увидеть это, достаточно зайти в любой паб». Однако с этим уже нельзя согласиться – культура лондонских пабов вымирает. Пабы перестали быть пабами – по крайней мере, в центре города. Теперь это дискотеки, спорт-бары, рестораны, а люди из рабочего и небогатой части среднего классов, которыми ужасался и умилялся Гамильтон, к ним и близко не подходят. Но вас это не должно беспокоить. Вам всем хватит ума понять, что главная мысль автора – мужчины подлые и глупые, а женщины подлые и используют всех вокруг – ничуть не утратила своей актуальности. Я только начал читать его биографию, написанную Найджелом Джонсом, уже подозреваю, что Гамильтон не был самым счастливым человеком на земле.

Дорогой читатель, спасибо за время, которое ты уделил моей колонке за последний год (если, конечно, уделил). Если ты не читал ее, то спасибо, что не писал в редакцию гневных писем с просьбой больше меня не печатать. За все это время я прочитал дюжину отличных книг, а то и больше: «Забвение», «Как дышать под водой», «Дэвид Копперфилд», «Бастион одиночества», «Джордж и Сэм», «Правдивые записные книжки», «Обычная семья», написанная Йаном Гамильтоном биография Лоуэлла, «Сирены Титана», «Таинственная река», «Часовщики», «Мяч и деньги»... И в грядущем году будет не меньше. Даже больше, если я буду читать быстрее. Если не считать книги, что еще за последний год вы сделали двенадцать раз и были безмерно счастливы? А если не лукавить?

КУПЛЕННЫЕ КНИГИ:

• «Чехов: Жизнь в письмах»

• «Дилан Томас: Избранные письма»

• «Письма Кингсли Эмиса»

• Хавьер Серкас «Солдаты Саламины»

• Дан Родес «Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие»

• Джеймс Суровицки «Мудрость толпы»

• Мэйл Мелой «Лжецы и святые»

• Анна Фундер «Штазиленд: Истории из-за Берлинской стены»

• Эллиот Перлман «Семь видов неопределенности»

ПРОЧИТАННЫЕ КНИГИ:

• Мэг Розофф «Как мне теперь живется»

• Мэйл Мелой «Лжецы и святые»

• Найджел Джонс «Сквозь темное стекло: Жизнь Патрика Гамильтона»

• Эдмунд Госсе «Отец и сын»

• Патрик Гамильтон «Осада наслаждения»

• Габриель Зейд «Так много книг»

Поговорим о сексе между двоюродными братьями и сестрам. Вы «за» или «против»? Я спрашиваю лишь потому, что первые две книги, прочитанные в этом месяце, «Лжецы и святые» Мэйла Мелоя и «Как мне теперь живется» Мэг Розофф, отвечают на этот вопрос уверенным «за». (Это длинная история, но в «Лжецах и святых» главные персонажи думают, что они не двоюродные брат и сестра, а дядя и племянница, но даже это их не останавливает! Вот так-то!) У Томаса Харди или Джейн Остин двоюродные братья и сестры все время то заключают помолвки, то бросают друг друга, но я всегда считал это следствием того, что в те времена не было служб знакомств и университетских дискотек; как ни печально, действие в «Лжецах и святых» и «Как мне теперь живется» происходит в наши дни, а в случае с книгой Розофф и вовсе в недалеком будущем. Не хочу обижать своих двоюродных братьев и сестер – равно как и читателей «Беливера», хранящих небольшие семейные тайны, – но неужели нам стоит ожидать от будущего только этого?

Знаю, когда дело доходит до подсознательных сексуальных отклонений, совпадений быть не может, но я клянусь, что не бегал по книжным магазинам в поисках более-менее приемлемого оправдания инцеста. «Лжецов и святых» я купил только из-за отзывов Хелен Филдинг и Филипа Рота на обложке, и пусть я прочитал ее не без удовольствия, ожидал от нее намного большего, чем она могла меня порадовать; иногда с отзывами известных писателей можно и перестараться. Я ожидал чего-то живого и при этом не без щемящего ощущения пресыщенности жизнью, чего-то занимательного и при этом полного наблюдений о терзаниях личности, чего-то одновременно веселого и совершенно невеселого, чего-то воодушевляющего и при этом вызывающего желание пойти и повеситься. Иными словами, я хотел открыть книгу, рожденную совместными усилиями Рота и Филдинг, а Мэйл Мелой меня подвел. Для первого романа «Лжецы и святые» написаны свежо и неплохо, но это все же не «Дневник» Натана Цукермана, героя одного из романов Филипа Рота. (Сигареты – 23 штуки, приступы Weltschmertz [9] Weltschmertz – мировая скорбь ( нем. ). – 141 раз.)