Томас Гарди - Рассказы

- Ну, теперь-то уж все тут? - вторично спросил возчик. Фургон опять тронулся и покатил дальше по дороге, когда

они проехали шагов триста и приближались уже ко второму мосту, за которым, как известно каждому уроженцу тех мест, дорога делает поворот и экипаж исчезает из поля зрения провожающих его взглядами городских зевак, почтмейстерша вдруг воскликнула, глядя в заднее оконце:

- Остановитесь!

- Что такое? - спросил возчик.

- Какой-то человек нам машет! Снова толчок, и фургон остановился.

- Еще, значит, кто-то опоздал? - сказал возчик.

- Да у ж, видно, так!

Все ждали молча. Кто сидел поближе, смотрели в окошко.

- И кто бы это мог быть? - продолжал Бэртен. - Ну посудите сами, как тут поспеть вовремя, когда то и дело застреваешь? Да у нас вроде и все места заняты. Ума не приложу, кто это может быть!

- Одет прилично, - сказал учитель, которому с его места лучше всех было видно.

Незнакомец, убедившись, что его поднятый зонтик привлек внимание, неторопливо приближался к остановившемуся фургону. Платье на нем было явно не местного покроя, хотя трудно сказать, в чем именно заключалась разница. В левой руке он нес небольшой кожаный саквояж. Подойдя к фургону, он взглянул на выведенную на нем надпись, как бы удостоверяясь, что остановил именно тот экипаж, который ему нужен, и спросил, найдется ли для него место.

Возчик ответил, что, хотя фургон полон, еще один человек, надо полагать, как-нибудь усядется, тогда незнакомец забрался в фургон и сел на место, которое другие пассажиры, потеснившись, ему освободили. И снова лошади тронули, и фургон покатил со своим грузом из четырнадцати душ, больше уже не останавливаясь.

- Вы ведь не здешний, сэр? - спросил возчик. - По вас сразу видно.

- Да нет, я отсюда родом, - ответил незнакомец.

- Да? Гм.

Последовавшая за этим пауза недвусмысленно выражала недоверие к словам нового пассажира.

- Я о Лонгпаддле говорю, - упрямо продолжал возчик, - там-то я, кажись, всех в лицо знаю.

- Я родился в Лонгпаддле и мальчиком жил в Лонгпаддле, и мой отец и дед тоже из Лонгпаддла, - спокойно возразил незнакомец.

- Ах ты господи! - воскликнула из глубины фургона лавочница. - Да уж не сын ли это Джона Лэкленда - ну подумать только! Того, что тридцать пять лет тому назад уехал в чужие края с женой и детьми? Быть не может! А все-таки вот слышу я ваш голос - ну точь-в-точь голос Джона!

- Совершенно верно, - подтвердил незнакомец. - Джон Лэкленд мой отец, а я его сын. Тридцать пять лет тому назад, когда мне было одиннадцать лет, мои родители эмигрировали за океан, взяв с собой меня и сестру. В то утро Тони Кайтс отвез нас и наши пожитки в Кэстербридж, и он был последним человеком из Лонгпаддла, которого я видел. На той же неделе мы отплыли в Америку, и там мы жили все это время, и там же остались мои родные - все трое.

- Они живы или умерли?

- Умерли, - ответил он тихим голосом. - А я вот вернулся на родину, у меня давно уже зародилась мысль - не твердое намерение, а так, мечта, что хорошо бы через годик-другой сюда приехать и провести здесь остаток своих дней.

- Вы женаты, мистер Лэкленд?

- Нет.

- Ну и как, повезло вам в жизни, сэр, или, вернее, Джон, - я ведь знала тебя малышом... Разбогател ты в этих новых странах, - ведь там, говорят, все богатеют?

- Нет, я не богат, - ответил мистер Лэкленд. - И в новых странах, я вам скажу, попадаются неудачники. Не всегда в гонках побеждает быстрейший, а в битве сильнейший, а даже если и так, то можно ведь оказаться и не быстрейшим и не сильнейшим. Впрочем, хватит обо мне. Я на ваши вопросы ответил, теперь ответьте вы на мои. Я ведь из Лондона нарочно приехал сюда, чтобы посмотреть, какой стал Лонгпаддл и кто в нем сейчас живет. Поэтому я и решил поехать в вашем фургоне, - обратился он к возчику, - а не нанял экипаж.

- Да что, - ответил возчик, - живем помаленьку, вроде ничего и не изменилось. Из прежних кое-кого уже нет - вынули, так сказать, старые портреты из рам и вставили на их место новые. Вы вот помянули Тони Кайтса, что он отвозил вашу семью и ваше имущество в Кэстербридж. Тони, кажись, еще жив, но из Лонгпаддла уехал. После женитьбы он в Льюгейте поселился, неподалеку от Меллстока. Чудной он был парень, этот Тони!

- Когда я его знал, его характер еще не выявился.

- Да характер-то у него был неплохой, вот только на женщин он был слаб. Никогда не забуду, как он женился, - это, я вам скажу, была история!

Мистер Лэкленд молча ожидал продолжения, и возчик так повел свой рассказ:

ТОНИ КАЙТС, АРХИПЛУТ

Перевод И. Пашкина

- И лицо его я как сейчас помню - маленькое, круглое, крепкое, тугое, а кое-где по нему рябинки, ну да не столько их было, чтобы женщин от него отпугнуть, хоть он и сильно оспой переболел, когда еще был мальчишкой. И такой он всегда был хмурый да неулыбчивый, словно посмеяться ему совесть не позволяла. Говоришь с ним, бывало, а он уставится тебе в глаза и даже не моргнет ни разу. И ни волоска у него не было ни на щеках, ни на подбородке, - гладкие были, что твоя ладонь. Даже "Портняжьи штаны" он умудрялся распевать этак протяжно и гнусаво, на церковный лад: "Вмиг скинули юбки, штаны натянули", - ну и там все прочее, про что в этой скоромной песне поется. От женщин у него, впрочем, отбою не было, и гулять с ними он был мастак.

Но с годами Тони все больше прилеплялся к одной, звали ее Милли Ричарде. Хорошенькая такая была, маленькая, легкая, нежная. В деревне уже все считали, что они помолвлены.

Вот как-то в субботу под вечер возвращался он на телеге с базара, куда ездил с отцовским поручением. Доехал он до подножья холма, вот этого самого, через который и мы сейчас будем переваливать, и видит, что на вершине дожидается его Юнити Сэллет, одна из наших красоток, до помолвки с Милли он шибко за нею приударял.

Когда Тони поравнялся с нею, Юнити и говорит:

- Не подвезешь ли ты меня домой, голубчик мой Тони?

- С удовольствием, моя милая, - говорит Тони. - Неужто я тебе откажу?

Тогда она ему улыбнулась и прыгнула в телегу, и они поехали дальше.

- Тони, - говорит она с нежным укором. - Ну как это ты мог бросить меня ради той, другой? Чем она лучше меня? Я б тебе была хорошей женой и любила бы тебя куда больше, чем она. Но, видно, те девушки лучше, что прыгают прытче. Вспомни, как давно мы знакомы: почти с детских лет, припомни-ка, Тони.

- Ну, знакомы, это верно, - сказал Тони, пораженный справедливостью ее слов.

- И тебе ни разу не пришлось упрекнуть меня в чем-нибудь, Тони? Ну, скажи, разве это неправда?

- Клянусь богом, ни разу, - говорит Тони.

- И скажешь, я некрасивая, Тони? Ты погляди на меня. Долго он разглядывал ее, потом говорит:

- Да нет, только, знаешь, я до сих пор и не замечал, что ты такая красивая...

- Красивей, чем она?

Что ответил бы на это Тони, никому не известно, потому что не успел он и рта раскрыть, как видит за углом, поверх изгороди, перо - знакомое перо на шляпке той самой Милли, с которой он хотел сегодня же договориться об оглашении на будущей неделе.