Вольфганг Шрайер - Похищение свободы

— Благодарю тебя, Хакобо! За время своего пребывания у власти ты подавил три десятка различных путчей, и сегодня ты спас нас от нового путча. Представляю, что творится сейчас у тебя на душе. Ты всегда был патриотом нашего отечества. И знай, мы не пустим Армаса в этот дворец.

— Ровно в шестнадцать я не могу объявить о своей отставке, — начал Арбенс. — После стольких лет борьбы… взять и просто так уйти с поста. Понимаешь… вы должны дать мне возможность попрощаться…

— С кем попрощаться?

— Ты не поверишь, Энрике, но я хочу попрощаться с народом, — горько усмехнулся Арбенс. — Я подготовлю речь, а вы дадите мне возможность произнести ее по радио. Как только я это сделаю, сразу уйду в отставку.

Диас ошеломленно взглянул на него. Зачем ему, почти свергнутому, понадобилось обращаться к народу? Такого ни один президент никогда не делал.

Идея Арбенса казалась ему по меньшей мере странной. Торжественно обращаться по радио к народу, когда ситуация в стране складывается в пользу твоих политических противников, вместо того чтобы упаковывать чемоданы и принимать срочные меры к спасению собственной жизни, жизни родных и близких, — все это Диас находил настолько бессмысленным, что потерял дар речи.

— Вы разрешите мне это сделать? — спросил Арбенс. — Это мое последнее условие, от которого я не откажусь.

Диас с трудом кивнул. Что за глупая идея? Должно быть, в этом и проявляется демократический образ мышления экс-президента. В Европе подобный шаг, вероятно, был бы к месту, но здесь, в Латинской Америке, это чересчур. Очевидно, столь странными представлениями объяснялось и желание Арбенса предотвратить разгон коммунистов. Он, стало быть, надеялся, что со временем их партия обретет равные права с другими партиями и с ней можно будет вступать в контакт безо всякого риска. Арбенс даже не понимал, как глубоко заблуждался. Он, Диас, никогда не совершит подобной ошибки. Он будет сражаться и дальше против Армаса, но с Гватемальской партией труда покончит немедленно, как только встанет во главе правительства. Доверие американцев можно вернуть, только покончив с красными. Сегодня же!

— И когда же ты хочешь зачитать свое послание? — спросил он.

— В девять вечера, — ответил Арбенс. — Именно в это время меня сможет услышать большинство простых гватемальцев.

— Наш Джек прямо-таки взбесился, когда этот Арбенс стал выступать по радио, — рассказывал Гарри Брандон. — Я как раз сидел у него. На нем была ковбойка, а на боку болтался пистолет, который так не вязался с должностью дипломата, но он любит выкидывать подобные штучки. Перифой уже предвкушал, как будут развиваться события, как они перерастут в гражданскую войну. Но весь ужас заключался в том, что в шестнадцать часов он беседовал в консульстве с корреспондентами…

Шеф по вербовке рабочих для «Юнайтед фрут компани» отпил глоток вина и, скорчив кислую мину, продолжал:

— Вот что сказал им Джек: «Вы видите мои белые волосы? Это из-за действий правительства Гватемалы я поседел! К счастью, теперь все позади. Арбенс ушел в отставку, так что я снова могу спать спокойно». И вдруг такая незадача: в девять часов из репродукторов послышался голос Арбенса, который обращался к народу. Репортеры, разумеется, сразу задались вопросом: почему это Перифой пятью часами раньше знал об отставке президента?

— Эти репортеры были, очевидно, на редкость несообразительными, — заметил Самуэл Адамс.

Как и двенадцать дней назад, они сидели в здании бюро «Юнайтед фрут компани» в Пуэрто-Барриосе, в том же самом кабинете, и в окна сквозь приспущенные жалюзи падали, как прежде, солнечные лучи, разделенные планками на полосы. Было это в субботу, 3 июля 1954 года. В порту по-прежнему никто не работал, а со стороны центра время от времени доносились выстрелы и взрывы.

— Полагаю, что Арбенсу было нелегко, — продолжал Брандон. — Джек вошел в такой раж, что позволил полковнику Диасу, который, собственно, и спихнул Арбенса с президентского поста, взять в свои руки власть, но только на тридцать четыре часа. Этот парень сразу запретил партию коммунистов, изъял их печатный орган. Кроме того, он начал активные действия в области внешней политики: отозвал жалобу из ООН и обратился в организацию американских государств с просьбой создать мирную межамериканскую комиссию. Однако он наотрез отказался вести переговоры с Армасом, обозвав его разбойником, и потребовал, чтобы тот распустил свою армию, ссылаясь на то, что такой между ними был уговор.

— А он таки действительно был, — подсказал Адамс.

— Ну, да вы ведь хорошо знаете Армаса. Разумеется, он не желал продолжать то, что начали строить политики, хотя сам не продвинулся на суше ни на метр. Зато бомбардировки населенных пунктов не прекращались. В понедельник был совершен мощный воздушный налет, и нам всем пришлось спуститься в бомбоубежище консульства и молить бога, чтобы на наши головы не свалилась фугаска собственного производства… Короче, создалось такое положение, что Диас должен был уйти. В четверг Джек пригласил его в здание консульства, где уже собрались несколько офицеров с твердым характером, в их числе полковник Монсов…

— Монсов? — удивился Адамс. — Четыре года назад он занимал пост министра внутренних дел и сделал для нас много полезного. Уйти с поста ему пришлось в октябре 1950 года, когда конгресс и профсоюзы выразили ему свое недоверие. А потом о нем ничего не было слышно.

— Диас снова назначил его министром внутренних дел в своем правительстве, — объяснил Брандон. — Однако, как известно, в мире всегда правила неблагодарность. Едва новый глава государства вошел в здание американского консульства, как его тотчас арестовал собственный министр внутренних дел. Произошло это без кровопролития. Трюк с консульством был придуман именно для того, чтобы держать путч под контролем и избежать нежелательной стрельбы, ведь здание консульства пользуется правом экстерриториальности. Диасу пришлось оставить своих телохранителей внизу, так что арест прошел без шума. Джек находился там же, хотя разыграл роль человека несведущего и почти искренне удивлялся происходящему. В действительности же он только тем в занимался, что улаживал эту историю.

Со стороны центра снова послышались взрывы. Адамс усмехнулся, и лицо его покрылось морщинками. Он знал, что это «освободительная армия» все еще сводит счеты с противником. Вчера с утра перед фабричной стеной расстреливали коммунистов и профсоюзных деятелей. Грязная работа, но ведь и ее кому-то надо было выполнять. Необходимо было кое-кого припугнуть, прежде чем начнется работа в порту. Докеры должны работать, а не устраивать забастовки, требуя повышения заработной платы.