Борис Шахов - Черная шаль с красными цветами

- Вот только у кого теперь разрешения просить на порубку?- почесал бороду батя.

- Да уж кто-нибудь разрешит, власть-то теперь своя,- отмел сомнения отца Федор.

- Своя-то она своя…- начал отец, но мысли не закончил, оборвал. Дом - дело серьезное, тут не словами сорить, а дело делать…

В том году, восемнадцатом, тяжелейшем, на коми земле во многих волостях от ранних заморозков погибли хлеба. А в Изъядоре сенокосная пора выдалась на редкость погожей, и Тулановы на своих лугах за полторы недели справились с заготовкой сена. Косить на росу становились вчетвером, косили азартно, старались друг дружке в работе не уступать. И сгребать и стоговать сено на ближних лугах приходила помогать мама. До жатвы времени оставалось еще порядочно, рожь на подсеке была совсем зеленой. Ульяна несколько раз намекнула: пора бы ее родителей навестить, соскучилась, всякую ночь то мать во сне вижу, то отца, то брата. Съездим, Федя?

Федор отпросился у отца.

- А и съездите, проведайте. Ежели сваты с сенокосом не обернулись, хорошо бы помочь, то-то рады будут. Обратно к Ильину дню вернетесь - и ладно будет…

Побывали Федор с Ульяной в Кыръядине. Повидались. Косить помогли. Но главное… Много чего увидели и много чего услышали.

Как вернулись в Изъядор, мужики со всей деревни собрались у крыльца Тулановых: послушать да порасспрашивать Федора. Хоть и невелик Кыръядин, но для Изъядора и он - столица.

- Что прошлый год царя и буржуйское управление скинули, вы знаете, мужики. Ну а теперь того хуже. Нынче в России объявились две армии, белая - эта против Советов воюет, и командуют там золотопогонники, царские генералы. И Красная Армия есть - там рабочие, крестьяне, наш брат, матросы, солдаты, само собой, народ, одним словом. В Красной наверху большевики. И вот, говорят, ба-альшая драка завелась промежду двух армий, белой и красной. Все, говорят, в России перемешано и дыбом поставлено. Думаю, однако, и нас стороной не обойдет… Ну, увидим.

- А чего это у нас в деревне все не Советска власть, а старый староста?- бойко вопросил Васька Зильган, слушавший Федора с полым ртом.- Нам чего ж тут, свою революцию учинять?

Дмитрий Яковлевич, староста Изъядора, сидел он на последней ступеньке, кашлянул, провел рукою по широкой седеющей бороде.

- Да ведь я не своей охотой, мужики. Сами выбирали, всем миром.

- А ты, Федор, часом, не большевик?- спросил Зильган.

- Я - нет, пока не записан. Но власть Советов признаю полностью и сочувствую ей.

- Дак и мы не супротив,- сказал староста и снова погладил бороду.- Придет повеление, и выберем Совет, как не выбрать…

- В Кыръядине уже выбрали. Называют: Совет крестьянских и солдатских депутатов. И, бают, будто везде заведут выбирать,- пояснил Федор.- Скоро, думаю, и у нас объявятся. И станет Совет заместо твоего земского правления,- улыбнулся Федор Дмитрию Яковлевичу.

- Да мы не против,- повторил староста.- Я так понимаю, мужики, земская ли, Советская, а власть людям нужна. Чтоб настоящая была, с умом и силой.

- Слышь, Федя, я тоже хочу в большаки записаться,- опять встрял Васька Зильган.- Кто может записать?

- Запишут тебя, Вася, вдоль и поперек запишут,- посулили из толпы.- Ты, Вася, потерпи, беспременно запишут, потому без тебя большакам - полный зарез…

Мужики хохотнули сдержанно. Ваську-болтуна не любили.

- Еще баяли, будто есть декрет. Чтоб во всех деревнях были комбеды.

- А это чего такое? С чем едят? Это не наш койбедь? - скалил зубы Васька.

- Ты помолчал бы, Вася,- сердито одернул его Дмитрий Яковлевич.- Коли есть декрет - тут не до шуток.

- Комбед это не койбедь,- сказал Федор.- Это будет комитет деревенской бедноты. Защитник, значит, самых бедных.

- Как же это?- рассудительно произнес староста,- Ежели выберем Совет, так на кой тогда комбед?

- Я, Дмитрий Яковлевич, так рассуждаю: в Совет могут выбрать всякого, и того, кто побогаче, тоже, в Совете мужик с умом нужен,- ответил Федор.- Ну а комбед… это как бы постоянная бедняцкая опора, что ли. Поддержка, да. Вот, скажем, по Эжве, слышал я, все посевы морозом побило. И по Вишере тоже. Горюют люди, то терпели голод в надеже на урожай, а теперь как вытянуть?.. Коли этим летом ничего не соберут, как жить-то?

- Да, незадача…- вздохнули мужики.

- Что и говорить, голодом сидеть придется.

- Так вот,- продолжал Федор.- Я комбед так понимаю: он не даст людям с голодухи помереть. Раз такое дело - помочь обязаны, кто имеет возможность. Вдоль рек на открытых полях морозом побило. А у кого на подсеках да опушках леса - у тех чего-нито вырастет. Делиться придется…

- Бумагу надо составить, Россия поможет,- огладил бороду староста.

- Россия нынче сама в большой нужде. Война не шутка. Потому и велят комбеды выбрать. Своя власть не даст помереть с голоду. Что с новым урожаем прибудет, все надо взять на учет. Да миром определить, сколько кому оставить, чтоб безобидно, а лишнее собрать да выручить людей. Свой же народ, негоже своим-то помирать рядом с куском хлеба…

- Кусок-то он кусок, да чужой,- засомневался Митрофан.- А как я не дам излишку? Да и какой там излишек-то… слова одни.

- Как это не дашь?- удивился Федор, для него этот вопрос был яснее ясного.- Из беды как еще и выходить, ежели не сообща, всем миром.

- А вот не дам, да и весь сказ,- подначил Митрофан, но столь серьезно, не понять, шутит ли он.- Не дам. Силой, что ли, отберешь, Федор Михайлович?

Федор смутился. Никак не входило в его планы кого-то запугивать, угрожать кому-то. Тем более кто он - да никто, такой же мужик, как и все. Просто увлекся маленько, и обдуманные свои мысли высказал на нечаянной этой сходке. И получилось, будто он свое или чье-то решение высказал.

- Да бог с тобой, Митрофан, какая сила промеж своими… Досель ничего друг у друга силой не отбирали. Как можно? Да ведь я же так сказал, ну, как понимаю. Я же не себе. Людям. Скажем, у отца моего будет лишку хлеба, неужели голодным не поможем? Разве ж станет он отпираться от божьего дела?

Батя от неожиданного такого поворота кашлянул, строго глянул из-под бровей на сына, разошедшегося некстати.

- Гм, да… оно конешно, ежели что… Рожь на подсеке, слава богу, зреет… и ячмень, само собой… Прижмет людей, ну, поделимся, конечно, было б чем делиться. В копне еще не сено, в скирде еще не хлеб… Завезем в амбары, тогда и разговоры можно разговаривать, да.

- Это верно, особых лишков не будет сей год,- сказал староста.- Но ремешок придется и нам затянуть, да потуже. Хотя, по совести сказать, когда и жили мы с отпущенным-то ремешком?..

- Да уж… это как водится.

- Жисть - она мужика в одну сторону жмет,- согласно зашумели вокруг.

- Помочь - это конешно, отчего не помочь, но я так разумею: хлеб-соль дадим заимообразно, долг платежом красен. Придется записать, кто сколь даст да кому сколь дадено. Так оно крепше,- заключил Дмитрий Яковлевич. Не зря его мужики Изъядора выбрали старостой, ой не зря.- До конца лари пустошить не станем, это само собой. Опять же оплату попросим, может, и не деньгами, а вот, скажем, нужным товаром. Ну и бумагу, бумагу-то подождем, спешить не будем, сначала, значит, бумага, а потом, стало быть, ответ на нее - хлебушком или как…