Борис Шахов - Черная шаль с красными цветами

У Федора похолодело в груди. Он уже имел дело с деньгами, возил иногда, для расчетов с рабочими. Но такую сумму… он и представить себе не умел.

- Если хотим иметь хлеб для рабочих, а не горбушку для начальства, сумма нужна, Туланов, сумма. Не баловаться вас посылаем. Ты ведь не из трусливых, да и силушки не занимать, но все же зайди к военкому. Попроси револьвер. Если что, пусть он мне позвонит, для подтверждения. Думаю, даст и без этого. Сам объяснишь, зачем. С наганом, знаешь ли, веселее.

- Да уж, веселья будет… много,- покачал головой Федор.

- В дороге про деньги не болтайте, Паршукова предупреди. Ну, а как уложить да подальше - это уж сам сообразишь.

В дорогу Федор вышел через два дня. Перед отправкой сам сшил из клеенки крепкий мешочек, запаковал туда деньги, плотно перевязал дратвой и положил в самый низ заплечного мешка, предварительно завернув их еще и в старую рубаху. Затем зашел к военкому, рассказал с глазу на глаз о своем задании, показал мандат. Военком тут же распорядился выдать ему наган с патронами. И пожелал ни пуха… Федор улыбнулся и послал военкома к черту.

Через Эжву Федора переправили еще на лодке, хотя над рекой уже крутила пурга. А через некоторое время он уже сам перешел ту же Эжву по тонкому льду, отдающему синевой. На всякий случай выломал в лесу длинную жердь: лед, говорили местные, стал накануне вечером…

Паршуков жил в Усть-Неме, там Федор задержался еще на два дня. Хотел было и звал Паршукова сразу выйти, но тот наотрез отказался:

- В такую дорогу, да так, сразу - нет и нет, Федор Михайлович, и не зови. Сколь мы там промотаемся, с таким большим делом, мы и сами не знаем. А надо и одежонку собрать, и обутку, да и по дому кой-чего закруглить, у меня других мужских рук нету. Был бы без кола без двора - конечно, в момент бы срядился… Да и тебе перед дорожкой не грех в баньке попариться.

Паршуков оказался обыкновенным мужиком: четверо детей, да скотина, да двор. Лет ему было под сорок - на первый взгляд. В силе еще мужик.

- Ну, твоя правда,- уступил Федор.- Чего надо, давай пособлю.

- Ты, Михалыч, не торопись. Дорога мне ведома, а дорога, скажу тебе, из худых худая. Такие на пути большие болотья… другого берега не видать. Ну и чего мы с тобою попремся, в грязи тонуть, рисковать зряшно? Снег же сей год выпал на талую землю, вот беда. Лучше день-два переждать, пусть хоть маленько прихватит под снегом. Вообще-то перед самой войною пробивали дорогу в обход болот. На реку Пильву ходили, в деревню Ксенофонтово. Но врать не стану, по той дороге не хаживал и на рыск не пойду. Сам видишь, четверо у меня, мал мала… Придется нам по старой тянуться, через Канаву да повдоль Екатерининского канала… По зимнику аккурат выйдем на деревню Кишканчева слобода. Это уже Чердынский уезд и будет. Оттуда нам тридцать верст до Покчи, а Покча - рукой подать от Чердыни. Там до войны все купчины жили, что хлебом торговали. Там и запасы хранили. Оттудова и начнем. Спервоначалу надо нам найти знаемых людей. Да так найти, чтоб нам с тобою голову не оторвали, с нашими-то деньжищами, да… По-хорошему бы если, то надо нам погодить недельки две, чтоб морозом взялась земля. Там только Зюричские болотья тянутся верст десять…

- Нету времени ждать, Паршуков. Если завтра никак не можешь, то послезавтра уж постарайся, Иваныч. Меня, вишь, предупредили: ежели не поспешаем, то утечет хлебушек куда на сторону. Тогда нашими деньжищами в самый раз будет печку топить… А башку нам с тобою отвинтят свои же, усть-сысольские, как пить дать - отвинтят.

- За этим дело не станет,- легко согласился Паршуков. Понимал, стало быть.

Попарились назавтра. А следующим утром и тронулись. До деревни Канава добрались благополучно. Только при переходе последнего перед Канавой болота, когда уже казалось - все позади, Паршуков провалился, не сильно, сам вылез, но валенки, понятное дело, намочил и в грязище умазался, это как водится. Федор радовался, что перед дорогой не дал себя уговорить и не сменил свои бахилы на валенки. В шерстяных носках и портянках поверх носков было ноге и тепло и сухо.

От болота до избы на волоке оказалось всего-то версты две, а валенки Паршукова покрылись толстым слоем промерзшего снега и льда, стали пудовыми. В избушку Григорий Иваныч еле затащил ноги. Пришлось сушиться и приводить обутку в порядок.

А вот после Канавы бог дороги отвернулся от них. Вышли из деревни раненько, только-только синева наметилась в небе, и прошли-то всего ничего, только до ближайшей избушки на этом переходе. Пришли совсем рано, устать не успели. Но Паршуков неожиданно предложил здесь и переночевать.

- Почему? Да потому, Федя, что впереди болотище бесконечное, никак не мене десятка верст, а то и поболе…

Федор задумался. Ерунда какая-то получалась, только из деревни вышли, до потемок еще бы идти да идти, а тут приходится ночевать… Паршуков уговаривал:

- По твердому зимнику, два-то мужика, мы бы с тобой горя не знали, шли бы и шли. Да теперь вот боязно, Михалыч. Как ни шагай широко, на болотине шибко не разбежишься, придется ночевать посреди болота. Сам видишь, тут и при дневном-то свете не знаешь, куда ступить, а ночью вовсе беду на себя накличем…

Видно было, избушку давно никто не обихаживал. Но под навесом нашлась заржавелая двуручная пила, чуть в стороне в широкую щель в бревне был воткнут топор. Остаток дня потратили на дрова, распилили толстое кондовое дерево, покололи и сложили под навесом. Жарко натопили печь, вскипятили чай и долго с шумом хлебали, заедая сухарями.

Вышли опять с рассветом. И опять Паршуков не хотел спешить, готов был в этой избушке еще денек провести. Федор, много позже, когда вспоминал их дорогу, всегда думал: а что, как Паршуков предчувствовал свою судьбу - и оттого тянул, не хотел идти, не спешила его душа на встречу с бедой…

И еще думал Федор, тоже позже: вот бы послушать тогда Паршукова, повременить - и сложилось бы все по- другому, хуже ли, лучше - бог весть. Но - по-другому… Да разве знаешь, выходя из дому, что ждет тебя в пути? Никогда не знаешь…

Только с версту отошли от избушки, тут оно и началось, то болото. Гиблое из гиблых… Глазами, палкой искали, щупали промерзшую сухую полоску, местами же пришлось прыгать с кочки на кочку. Болото еще хранило в себе накопленное летом тепло, такому болоту нужны крепкие морозы, чтоб схватило его как следует.

В нескольких местах и на глаз видно было: нет, не пройти. Приходилось мостить впереди себя сухими сосенками, которые в изобилии чахли вокруг, и переходить по ним. Да и трудно было угадать, где бугорок, а где низинка - все покрыто было нетолстым снежком, коварно прикрывавшим ловушки.

Федор шел за Паршуковым, ему, само собой, идти сподручнее, по готовым следам, но - все равно - надо было смотреть в оба и быть осторожным: бывает ведь на болоте - один пройдет вроде ничего, а второй ухнет по пояс, хорошо, если не глубже…