Богумил Грабал - Слишком шумное одиночество

Уже к самим фактам личного жизненного опыта Грабал подходил как художник, пытаясь "создавать" свою биографию, творить, по его выражению, собственную "искусственную судьбу". В одном из интервью писатель сказал: "Вы спрашиваете меня о моей легендарной "теории искусственной судьбы"? Она тесно связана с годами моего ученичества. Карел Чапек когда-то написал, что прозаик становится писателем к сорока годам. Это правда. До тех пор тот, кого интересует не столько жизнь, сколько ее отображение, вынужден помещать сам себя в ситуации, которые идут вразрез с его мыслями, которые ему, так сказать, против шерсти и которые превышают его силы... Я сам, будучи неуверенным в себе человеком, обязан был предоставлять людям гарантии в завтрашнем дне (в течение года Грабал служил страховым агентом - А.К.); я, который любил бесконечные прогулки у воды и закаты солнца, работал четыре года на металлургическом заводе в Кладно; я, который не выносил театра и актеров, был четыре года рабочим сцены, и так далее. И все-таки я смог выжить в этом чуждом мне окружении, и в итоге я полюбил людей, с которыми работал, и увидел главное: что они там, внизу, такие же робкие, как и я, и эта робость является своеобразным "поясом целомудрия", скрывающим их милую и добрую сущность, но только они стыдятся этого, ибо доброта и взаимная вежливость в мире уже вроде как выветрились. С помощью моих "искусственных судеб" я научился понимать других, смотреть вокруг себя, а потом и внутрь себя - и там в итоге находить такой вымысел, который сообщает о реальности куда больше, чем повседневная банальная действительность, как говаривал Феллини..."

Многие герои произведений Грабала имеют прототипов в семье писателя или в кругу его друзей. Окружение, особенно на начальном этапе творчества, оказывало большое влияние на формирование стиля прозаика, на выбор им тем и на манеру его повествования. Примером может служить "соавторство" молодого писателя и его дяди Пепина. С братом своего отчима Йозефом Грабал познакомился еще мальчиком в Нимбурке, куда тот приехал погостить на несколько дней, но остался навсегда. Тогда и завязалась их дружба. Позже, когда писатель жил уже в Праге, дядя Пепин приезжал к нему из Нимбурка и при встречах диктовал племяннику свои истории. Позднее Грабал вспоминал: "Семь раз записывали мы эти "протоколы", и в конце концов мне стал нравиться поток фраз, сами истории я уже несколько раз слышал от него и дома, и в компании на берегу Лабы, и у соседей, но, несмотря на это, я, как правоверный хасид, изображал на лице удивление и изумление, которые только подливали масла в огонь затухающего повествования; я даже приносил ему пиво с ромом, чтобы он говорил еще и еще, до изнеможения, и только теперь, благодаря записям, я понял, что его беспорядочные истории имеют свой порядок, еще тогда я со страхом и напряжением ждал, что дядя Пепин забудет о нити прерванного повествования... а на самом деле дядя через несколько минут, после нескольких других историй, которые он безо всякого повода пожелал рассказать, снова возвращался к начатому и продолжал повествование с того места, где едва ли не две страницы назад его оборвал... и вот он продолжал рассказывать дальше, чтобы затем его опять прервали нахлынувшие видения, которые вырастали перед ним, как атомный гриб... а иногда даже заключительный образ раскалывался и, словно фейерверк, взрывался следующими...".

Буквально под диктовку дяди Пепина писатель создал в 1949 году произведение "Страдания старого Вертера", причудливая образность которого сочетается с обнажающими прямотой и дерзостью, быстрыми и неожиданными тематическими скачками, а смысловые и оценочные повторы отсылают к традиции гротескового повествования в духе Ярослава Гашека. В 1957-64 годах Богумил Грабал написал также повесть "Уроки танцев для пожилых и продолжающих" (1964) и ряд рассказов, напечатанных в сборниках "Жемчужина на дне" (1963) и "Пабители" (1964). Самые известные из них - "Ярмилка", "Закусочная Мир", "Романс", "У зеленого дерева", "Смерть пана Балтисбергера" и др. Все они посвящены описанию жизни и нравов обитателей рабочих кварталов и объединены общим типом повествователя: так называемым "пабителем". Слово "пабитель" неологизм, смысл которого Грабал поясняет на обложке третьего издания одноименного сборника так: "С некоторого времени я стал... называть "пабителями" определенный тип людей... Как правило, это люди, о которых можно сказать, что они сумасшедшие, чокнутые, хотя не все, кто их знал, назвали бы их именно так. Это люди, способные все преувеличивать, причем с такой любовью, что это доходит до смешного. Люди беспомощные, ибо "нищие духом", и, глядя со стороны, в самом деле сумасшедшие и чокнутые. "Пабители" непостижимы, их облик неясен, спорен, порой неприятен на вид, неудобен. Но, несмотря на это, они где-то за полгода всюду становятся своими..." В рассказах из упомянутых сборников описывается, как повседневная, во многом трагичная жизнь городской периферии может самым естественным образом сочетаться с человеческим жизнелюбием и творческим вдохновением.

"Пабители", или docta ignorantia, как любил также, цитируя Николая Кузанского, называть своих героев писатель, имеют параллели не только в чешской (Йозеф Швейк из бессмертного романа Ярослава Гашека), но и в других литературах. Вспомним, например, рассказы Марка Твена, новеллы О'Генри или повести Фолкнера: в них так же, как и в произведениях Грабала, яркая, живая манера повествования сочетается с искрометным юмором и доброй авторской иронией по отношению к героям.

Несколько особняком в творчестве Богумила Грабала стоит повесть "Поезда особого назначения" (1965) - при том, что именно благодаря ей к прозаику пришла мировая слава. Художественный фильм с тем же названием, снятый по сценарию Грабала чешским режиссером Иржи Менцелом, удостоился в 1967 году премии Американской киноакадемии ("Оскар") за лучшую иностранную киноленту. От большинства произведений Грабала, которые с полным правом можно назвать экспериментальными и новаторскими, повесть "Поезда особого назначения" отличается вполне традиционным подходом к разработке сюжета. События, описанные в произведении, разворачиваются во время Второй мировой войны и имеют автобиографическую основу. В 1939 году в результате массовых студенческих выступлений в Праге против оккупации страны немецкими войсками на территории протектората Чехия и Моравия были закрыты все высшие учебные заведения, в том числе и Карлов университет. Богумил Грабал, учившийся тогда на пятом курсе юридического факультета, вынужден был вернуться в Нимбурк (эти факты биографии писателя отражены также в публикуемом в настоящем сборнике публицистическом эссе "Ноябрьский ураган"). Около года он проработал в нотариальной конторе, потом кладовщиком в нимбуркском "Потребительском и производственном кооперативе работников железных дорог", а в 1942 году будущий писатель поступил подсобным рабочим на железнодорожную станцию Костомлаты близ Нимбурка, откуда уволился дежурным по станции в 1945 году. Именно к этому периоду отнесено действие повести "Поезда особого назначения".