Валентина Немова - Лишний вес

Писать Иван Семенович начал поздно, после окончания войны. Именно она пробудила в нем это желание. Вернувшись с фронта, он жил в каком-то маленьком городке на Урале. Там сотрудничал в газете. Прославившись как журналист, переехал в областной центр. В пятидесятые годы издал несколько книг и сразу стал как прозаик популярным в своей области. Но я, когда мы с мужем были у него в первый раз, не знала этого. Даже познакомившись с ним, не удосужилась прочитать ни одного его произведения, потому что, как уже было сказано, при первой встрече не дошло до меня, что на самом деле представляет собой этот показавшийся мне неинтересным человек.

***

Мы с мужем жили в пригородном районе. Добраться до центра, где находился союз писателей, в шестидесятые годы было очень трудно. Сначала надо было ехать автобусом до железнодорожной станции, затем электричкой, и, наконец, трамваем. Задержавшись на какой-то из пересадок, мы с Михаилом не успели к началу литературного вечера, на который были приглашены. Вошли в здание, где располагался союз, когда перед собравшимися выступал Иван Семенович. Поднялись по широкой, от стены до стены в подъезде, деревянной лестнице на второй этаж. Дверь актового зала, где проходило мероприятие, была распахнута настежь. Но войти в зал возможности не было, он был густо заполнен участниками вечера. Народ толпился и в фойе. Из глубины зала доносился громкий голос выступающего. Я спросила шёпотом:

— Кто говорит? — Мне ответили, тоже шепотом:

— Ненашев.

Говорил он совсем не так, как у себя дома, — эмоционально, вдохновенно, как настоящий оратор-трибун. Его речь то и дело прерывалась восхищенными выкриками и всплесками аплодисментов. Казалось, брось зажженную спичку, — и случится взрыв, пожар. Что он говорил? Выражая мнение собравшихся, критиковал городские власти. Осуждал их за то, что они не проявляют необходимой заботы о фронтовиках, вернувшихся с войны. Это ведь впоследствии участники войны стали пользоваться какими-то льготами, а тогда многие из них жили в бедности, даже в нищете. Иван Семенович выступил в их защиту. Это была очень смелая речь, и она привела слушателей в восторг. Но как я себя чувствовала в этот момент? Я сгорала от стыда за то, что при первой встрече недооценила эту выдающуюся личность и держала себя с этим удивительным человеком, достойным поклонения, на равных. Мне хотелось сбежать, покинуть союз писателей и не показываться на глаза Ненашеву до тех пор, пока не прочитаю всего, что он к тому времени написал. Наверно, я так и поступила бы, но ко мне вдруг подошла полная, миловидная женщина лет пятидесяти, которая, как выяснилось позднее, работала в союзе писателей секретарем-машинисткой, и одновременно выполняла обязанности бухгалтера, Колесникова Нина Петровна. Она передала мне просьбу Ивана Семеновича пройти в его кабинет, когда закончится выступление.

Не выполнить эту просьбу Ненашева, само собой разумеется, было нельзя.

Кое-как преодолев смущение, я вошла в комнату, где за круглым столом сидели писатели — одни мужчины, и всё в черном. Обращаясь к ним, Иван Семенович сказал (каким тоном, я не уловила, потому что сильно волновалась):

— Вот это и есть Валентина Немова, автор рассказа, который нужно будет нам сейчас обсудить. Вы его все прочитали. — Мне пододвинули стул, я села.

— А что обсуждать? Рассказ хороший. Всем понравился. И мне в том числе. В нем жизнь хоть лопатой черпай. — Это сказал молодой человек с неприметной внешностью, с густой гривой черных волос, еще не тронутых сединой. Позже я узнала, что это был детский писатель, тоже очень популярный в то время в области, Ковров Николай Давыдович. Он сказал:

— Еще совсем недавно по одному такому рассказу принимали в союз. Но, к несчастью, времена изменились. Судя по тому, каким тоном это было сказано, никакого сожаления по поводу того, что обстоятельства в стране изменились к худшему, косматый мужчина не испытывал. Да и я, будучи отвергнутой этим сообществом писателей, охотно подчиняющихся "спущенным" сверху инструкциям, нисколько не расстроилась от того, что не удалось мне вот так сразу сделать карьеру на литературном поприще. Тогда я была рада-радешенька, что жива и свободна, что органы КГБ, взяв с меня подписку, что не стану распространять свои крамольные стихи, отпустили дерзкую девчонку на все четыре стороны. Когда мы с Михаилом, с трудом добравшись до раздевалки, взяли пальто, собирались покинуть союз, к нам подошла супруга Ивана Семеновича, которая тоже присутствовала на вечере, и пригласила к себе, сказав, что мы опоздали уже на последнюю электричку, и нам придется переночевать у них, у Ненашевых.

Надо сказать, что дома Иван Семенович был опять таким же, как и в день нашего знакомства. Зато я веля себя по отношению к нему совсем иначе. В квартиру вошла почти благоговейно. Неожиданно для себя я влюбилась в него в тот вечер. Он тогда был тоже еще молод. Но, как уже было сказано, совсем седой и, по словам Дарьи Дмитриевны, весь израненный. Он был не только писатель, но и участник войны. Он добровольцем пошел на фронт. Это было, на мой взгляд, еще важнее, чем то, что он умел хорошо писать и говорить. Он смотрел на мир глазами бывшего воина, видел то, чего не замечали другие. Конечно, я старалась скрыть то, что происходило у меня в душе. Но мне это не удалось…

… Мы сидели в союзе писателей за круглым столом, обсуждали чьи-то стихи. Наше собрание затянулось. Проголодавшись, я достала из сумочки шоколадные конфеты и разложила их на столе перед собой. И вдруг в глаза мне бросилось: Иван Семенович, сидящий напротив, пристально и как будто с удивлением смотрит на меня. И как будто улыбается. В чем дело? В том, что перед ним на столе горка конфет в точно таких же, как и мои шоколадки, обертках с названием "Чио-чио-сан".

Ему показалось любопытным, значительным, что мы оба выбрали одни и те же конфеты, и выбрали не потому, что у них какой-то особенно приятный вкус. И мне, и ему, как выяснилось, понравилось их название, звучащее, как музыка: "Чио-чио-сан".

Он смотрит на меня — я на него. Смотрю и не могу отвести глаз. Он дал волю своей улыбке. Улыбнулась и я. Улыбнулась открыто, как улыбаются родному и близкому человеку. Иван Семенович любил музыку, хорошо пел. Но, к сожалению, мне не довелось услышать, как он поет…

Наверное, в тот миг он разгадал, что на душе у его ученицы, и остался доволен тем, что ему открылось.

Он стал покровительствовать мне. Мой рассказ "По имени-отчеству" был напечатан в молодежной газете. После этого в той же газете три моих очерка: "Ребята из затона", "Любовь в 14 лет", "Праздничные девчонки". Через некоторое время вышел в свет сборник "Молодые". В него вошли произведения как начинающих, так и маститых писателей области. Мой рассказ тоже…