Адольфо Касарес - Козни небесные

Я простился с Моррисом. Пообещал ему прийти на следующей неделе. Дело меня чрезвычайно заинтересовало и озадачило. Я не сомневался в правдивости Морриса, но я не писал ему этого письма, я никогда не посылал ему книг, я не знал сочинений Бланки.

По поводу «моего письма» должен сделать следующие замечания: 1) Его автор обращается к Моррису на «вы», к счастью, Моррис не очень искушен в писании писем, он не заметил этой перемены и не обиделся на меня, ведь я всегда говорил ему «ты». 2) Клянусь, что неповинен во фразе «Извещаю о получении вашего сообщения». 3) Меня удивило, что Оуэн написано в кавычках, и я обращаю на это внимание читателя.

Мое незнакомство с сочинениями Бланки можно объяснить принятым мною планом чтения. Еще в очень юном возрасте я понял, что если я не хочу утонуть в книжном море, но все же намерен овладеть, хотя бы поверхностно, разносторонней культурой, необходимо выработать план чтения. Этот план размечает как бы вехами всю мою жизнь: одно время я занимался философией, потом французской литературой, потом естественными науками, потом древней кельтской литературой, особенно валлийской (тут сказалось влияние отца Морриса). Медицина включалась в этот план, никогда его не нарушая.

Незадолго до визита ко мне лейтенанта Крамера я закончил знакомство с оккультными науками. Я изучил сочинения Паппа, Рише, Ломона, Станислава де Гуаита, Лабугля, епископа Ларошельского, Лоджа, Огдена, Альберта Великого. Особенно интересовал меня вопрос появления и исчезновения призраков; по этому поводу я всегда вспоминаю случай сэра Даниэля Сладж Хоума; по приглашению лондонского Society for Psychical Researches [6] Общества медиумических исследований ( англ. ). в собрании, состоявшем исключительно из баронетов, он проделал несколько пассов, предназначенных изгонять призраки, и тут же скончался. Что же касается этих новоявленных пророков, которые исчезают, не оставляя ни следов, ни трупов, то тут я позволю себе усомниться.

«Тайна» письма побудила меня прочесть сочинения Бланки (автора, мне незнакомого). Я нашел его имя в энциклопедии и убедился, что писал он на политические темы. Этим я остался доволен: вслед за оккультными науками у меня шли политика и социология. Мой план предусматривал такие резкие переходы, чтобы мысль не тупела, следуя долгое время в одном направлении.

Однажды утром я нашел в захудалой книжной лавке на улице Корриентес пропылившуюся связку книг в темных кожаных переплетах с золотым тиснением: полное собрание сочинений Бланки. Я купил его за пятнадцать песо.

На странице 281 этого издания никакой поэмы не было. Хотя я и не прочел все сочинения целиком, полагаю, что речь шла о поэме в прозе «L'Eternite par les Astres» [7] «От звезд к вечности» ( франц. ). , в моем издании она начиналась на странице 307 второго тома.

В этой поэме или эссе я нашел объяснение тому, что произошло с Моррисом.

Я побывал в Наске, поговорил с тамошними торговцами: в двух кварталах, окружающих улицу Миранда, не живет ни один человек, носящий мое имя.

Побывал на улице Маркес, нет там номера 6890; нет никакой церкви; мягкий поэтичный свет озарял — в тот день — свежие зеленые луга и прозрачные кусты сирени. Улица отнюдь не находится рядом с мастерскими Западной железной дороги. Она проходит рядом с мостом Нория.

Побывал я и возле мастерских Западной железной дороги. Нелегко было обойти их по улице Хуана Б. Хусто-и-Гаона. Я расспросил, как выйти по ту сторону мастерских. «Идите по Ривадавии, — сказали мне, — до Куско. Потом перейдете через пути». Как и следовало ожидать, никакой улицы Маркес там не было, улица, которую Моррис называл Маркес, оказалась улицей Биннон. Правда, ни под номером 6890, ни вообще на всей этой улице церкви нет. Поблизости, на Куско, есть церковь святого Каетана, это значения не имеет, она не похожа на церковь из рассказа Морриса. Отсутствие церкви на улице Биннон не поколебало моего предположения, что именно об этой улице вспоминал Моррис... Но об этом позже.

Нашел я также две башни, которые мой друг якобы видел в открытой безлюдной местности: то был портик Атлетического клуба имени Белеса Сарсфильда на улице Фрагейро-и-Баррагана.

Специально посещать проезд Оуэна было незачем: ведь я в нем живу. Подозреваю, что, когда Моррис заблудился, он стоял перед мрачно однообразными домишками рабочего района Монсеньор Эспиноса, а ноги его увязли в глине улицы Пердриэль.

Я навестил Морриса еще раз. Спросил, как ему кажется, не проходил ли он по улице Гамилькара или Ганнибала во время достопамятного ночного путешествия. Он заявил, что слыхом не слыхал о таких улицах. Тогда я спросил, не было ли в той церкви какого-нибудь символического изображения рядом с крестом. Он помолчал, пристально глядя на меня. Наверно, решил, что я шучу. Наконец спросил:

— С чего бы я стал обращать на это внимание?

Я согласился.

— И однако, было бы очень важно... — продолжал я настаивать. — Напряги память. Постарайся вспомнить, не видел ли ты какой-нибудь фигуры рядом с крестом.

— Может быть... — пробормотал он, — может быть, там была...

— Трапеция? — подсказал я.

— Да, трапеция, — с полным убеждением сказал он.

— Простая или перечеркнутая поперек линией?

— Правда! — воскликнул он. — Откуда ты знаешь? Ты был на улице Маркес? Сначала я ничего не мог вспомнить... И вдруг увидел все вместе: крест и трапецию; трапецию, перечеркнутую двойной линией.

Он говорил очень возбужденно.

— А на статуи святых ты не обратил внимания?

— Брось, старина, — нетерпеливо отмахнулся Моррис, — уж не хочешь ли, чтобы я тебе составил опись?

Я уговорил его не сердиться. Когда он успокоился, я попросил еще раз показать мне кольцо и напомнить имя сиделки.

Домой я вернулся в отличном настроении. Мне послышался какой-то шум в комнате племянницы; должно быть, приводила в порядок свои вещи. Я постарался двигаться тихонько, чтобы она не заметила моего прихода. Взял томик Бланки, сунул его под мышку и вышел на улицу.

Я сел на скамейку в парке Перейра. Еще раз прочел нужный мне отрывок:

«Существуют бесчисленные одинаковые миры, бесчисленные похожие миры, бесчисленные миры, совершенно отличные друг от друга. То, что я пишу сейчас в темнице крепости Торо, я писал и буду писать на протяжении вечности за столом, на бумаге, в темнице, точно таких же, как эти. В бесчисленных мирах положение мое будет неизменно, но, быть может, причина моего заточения постепенно утратит свое благородство, станет позорной, либо, напротив, как знать, мои строки приобретут в иных мирах бесспорное величие удачно найденного слова».

23 июня Моррис упал со своим «Брегетом» в Буэнос-Айресе иного мира, почти такого же, как наш. Помрачение ума, вызванное аварией, помешало ему заметить первые явные отличия; для того чтобы заметить другие, более скрытые, требовались сообразительность и познания, которыми Моррис не обладал.