Адольфо Касарес - Чудеса не повторяются

— Попрошу без подробностей.

Я понял, что получил по заслугам, ведь женщина вступила в наш разговор намного раньше, чем я тебе сказал, да и не без моей помощи. Мужчины склонны к порочному малодушию — угождают посторонним в ущерб любимому человеку.

Выйдя из поезда, мы окунулись в сумрачную холодную ночь. В длинной очереди под открытым небом люди ждали такси. Мы стояли вместе с дантисткой, которая твердо вознамерилась отвезти нас в свой отель. Я сдался, готовый тащить за собой Кармен. Вдруг меня дернули за руку, и раздался приказ:

— Идем.

Кармен тянула меня вперед, сквозь кромешную мглу мы выбежали на середину проспекта Луро, по которому мчались машины с зажженными фарами. Я и сейчас слышу приглушенный смех Кармен. Подняв руку, она подзывала таксомотор. Я горестно возразил:

— Но ведь надо соблюдать очередь!

Шофер собирался проехать мимо — он тоже был сторонником конвенции об очередях, которая позволяла ему не замечать ближнего, — но, увидев Кармен, остановился. Да и как он мог не остановиться? Ты сам сказал: она была такая красивая и такая юная.

— Куда едем? — спросил я.

— В гостиницу твоего Леона, — ответила она и, когда я назвал шоферу адрес, заявила: — «Кекен Палас», да ни за какие деньги! Я еще не сошла с ума! Отель в Мардель-Плата, и еще с таким названием. Сразу ясно, что с претензиями. И чего они, собственно, хотят? Вызвать у приезжего желание убраться восвояси?

По правде говоря, я, как последний идиот, совершенно пал духом. Я не преувеличиваю: то обстоятельство, что администратор гостиницы мой знакомый, в моем положении раздражало меня... Знаешь, что подразумевалось под моим положением? Кажется невероятным. Кармен! Я считал себя обязанным что-то объяснять, оправдываться. А ведь надо было гордиться.

Не успели мы войти, как нас известили, что ужин не подают, поскольку меняют кухонные плиты, и что отопление сломалось. Искать другую гостиницу в такой час и холод не хотелось, и мы остались. В комнате поставили электрическую печку. Очень скоро мы поняли, что придется выбирать: либо немного отодвинуться от печки и замерзнуть, либо сесть как можно ближе и изжариться. Мы попросили дополнительный комплект одеял и забрались в постель не раздеваясь. Чтобы утеплить голову, Кармен повязала чалму из полотенца. Поверь, ее красота ослепила меня.

На следующий день тускло светило солнце, и мы спустились к пляжу. Устроились за каким-то домиком на брезенте и, достаточно согревшись, приятно провели утро. Мы смотрели на море, разговаривали о путешествиях и, помню, видели пожилую пару, которая шла вдоль берега, согнувшись от ветра и оставляя борозду на песке. Кармен сказала, что в межсезонье любой курорт поэтичен.

Под вечер мы пили чай в кондитерской на углу Сантьяго-дель-Эстеро и Сан-Мартин, которую со временем снесли. Всякий раз, как кто-нибудь толкал огромные стеклянные двери, чтобы войти или выйти, казалось, что в зал вплывает огромный айсберг. Измученные холодом, мы не сводили глаз с этих дверей, словно надеялись остановить людей магией взгляда.

— О господи! — прошептала Кармен.

В зал вошла матрона необъятных размеров, величественная, как могучий морской лев.

— Ну и чудовище, — заключил я.

— Это она, — уточнила Кармен.

— Кто?

— Председательша. Собственной персоной.

— Может, она не заметит тебя.

Не успел я договорить, как сеньора впилась глазами в наш стол и остановилась. Минута ожидания показалась мне нескончаемой. Я увидел поднятый указательный палец. Вероятно, мое воображение склонно к мелодраме. Вероятно, я ждал, что карающий перст укажет на Кармен. Я оцепенел. Сеньора дважды поднесла палец к губам. Позднее Кармен говорила о том, что ей подмигнули, — здесь я ничего не могу утверждать или отрицать. Скажу только, что из-за величавой громады вынырнул старичок с покрасневшим носом и мокрыми усами, явно ко всему безучастный. Вполголоса Кармен спросила:

— Она дала мне знак молчать или я не в своем уме? — И с радостью добавила: — Так же, как я, она сказалась больной. Так же, как мы, приехала в Мардель-Плата.

— Разница в том, — заметил я, — что ее старичок простужен.

С этой минуты все переменилось. — Неожиданная и безусловно карикатурная сцена со встревоженной старухой, видимо, помогла мне избавиться от неуемной рассудительности и от омерзительного чувства постоянной неловкости. С этой минуты я целиком положился на нашу счастливую судьбу. Готов поклясться: к ночи холод ослаб. Во всяком случае, я лег в постель раздетый; когда не хватало тепла, я находил его у Кармен.

С тех пор пародировать жест старухи стало нашей шуткой. Когда с нами говорили или просили чего-то не рассказывать, мы дурачились, имитируя тот торжественно-нелепый знак. Известно, подобные проделки при частом повторении выглядят глупо. Нам шутка напоминала о лучших днях.

Человеческая память избирательна. Но если вести рассказ по порядку, оживают давно забытые воспоминания. Я помнил о том, что в час дня мы сели в поезд, но не о том, что Кармен просила меня отложить возвращение. Сейчас я представляю, как она лежит на кровати лицом вниз, головой зарылась в подушку. Я приподнял ей голову, чтобы поцеловать. Кармен не смеялась.

— Останемся, — серьезно проговорила она.

Она смотрела на меня с трепетом, словно боялась чего-то. Думаю, этот внезапный трепет вызвал во мне непреклонность. Я сказал:

— Всем известно, что женщина состоит из периодов и циклов, — разве ее не сравнивают с луной? — но мужчина, который об этом помнит и объясняет приступ плача нервами или железами, считается бесчувственным. Тот же, кто забывает об этом, пусть не восклицает, когда от него уходят: «И все же ты плакала обо мне!» В ответ он услышит, что это ему приснилось.

— Противный, — шепнула Кармен с улыбкой.

— Уезжать все равно придется, так зачем разыгрывать трагедию?

— Тогда, — сказала она, — останемся навсегда.

Вместо ответа, я собрал чемодан. Когда решение принято, я не допускаю изменений (и порой горжусь этим, как достоинством).

Несколько дней спустя, в Буэнос-Айресе, я вдруг обнаружил, что тоскую по нашему житью в Мардель-Плата и что Кармен, оставаясь пылкой и нежной, уже не привязана ко мне всей душой. Она приходила в гости, мы гуляли и веселились, вспоминали жест старухи, все забавляло нас, однако — чего раньше никогда не бывало — мне постоянно хотелось спросить ее, не стала ли она любить меня меньше.

Весной друзья предложили мне съездить в Ушуаю. Огненная Земля всегда привлекала меня, и я не хотел упускать случая побывать там. Единственной помехой была Кармен. Ехать с компанией было для нее неудобно, а одного — отпустила бы она меня? Я избавил себя от сложностей: уехал не простившись.