Джеймс Хилтон - Утерянный Горизонт

"И Вы были," с легкой улыбкой сказал Кануэй, "исключая пули."

"Да, это-то и стало беспокоить меня к концу. Я должен признаться, что выбор был не из легких -- оставаться в Баскуле где могут шарахнуть, или отправиться в путешествие на самолете Вашего правительства с браслетами ожидающими на другом конце. Меня ничего особенно не привлекало."

"Я помню."

Барнард cнова рассмеялся. "Ну вот, так все и было, и вы сами можете понять, отчего я особенно не переживаю той смене плана, что забросила меня сюда. Первоклассный детектив, хотя говоря откровенно, мог бы быть и получше. Не в моих правилах ворчать до тех пор, пока я удовлетворен."

Кануэй улыбался все более сердечно. "Очень разумная позиция, хотя я думаю, Вы несколько переиграли себя. Мы все начали удивляться каким образом Вам удается быть настолько удовлетворенным."

"Да, но я был удовлетворен. Это неплохое место когда к нему привыкаешь. Воздух поначалу покусывает, но не бывает же все сразу. И потом, тут приятно и тихо в отличие от других мест. Каждую осень я отправляюсь на Палм Бич подлечиться отдыхом, но такие места не дают этого -- тот же гам, суетня. Здесь же, мне кажется, у меня есть все то, что приписывал доктор, и я здорово это чувствую. Другая диета, никакой возможности взглянуть на ленту, и для моего брокера -- выловить меня по телефону."

"Осмелюсь заметить, ему бы очень этого хотелось."

"Конечно. Будет порядочная неразбериха с которой придется разобраться, я знаю."

Он сказал это с такой простотой, что Кануэй не мог не удержаться чтобы не ответить: "Я не из тех представителей которых зовут высшими финансами."

Это было направление, и американец клюнул без малейшего колебания. "Высшие финансы," сказал он, "это большей частью куча всякого вздора."

"Как я часто и подозревал."

"Видите ли Кануэй, я так это выложу. Человек занимается тем, что он и множество других людей делали годами, и ни с того ни с сего рынок встает против него. Он ничего не может сделать, но подкрепляется и ждет своей очереди. Но по каким-то причинам, очередь своим обычным чередом не подходит, и после того как он потерял десять миллионов долларов или что-то около этого, он узнает из газеты, что по мнению Шведского профессора это - конец света. И сейчас я вас спрашиваю, идут ли подобного рода штуки на помощь рынку? Конечно, это его немного шокирует, но он все равно ничего не может сделать. И вот он весь перед вами до тех пор пока не явится полиция -- если он ее ожидает. Он, но не я."

"То есть Вы утверждаете все это было цепью сплошных неудач?"

"Ну, у меня, конечно, были большие карманы."

"У Вас также были деньги других людей," резко вставил Мэллинсон.

"Да, это так. Но почему? Потому что все они хотели за ничто получить многое, не имея при этом мозгов самим это сделать."

"Я не согласен. Это было потому, что они доверились Вам, полагая что их деньги были в безопасности."

"Что ж, в безопасности они не были. И не могли быть. Безопасности нет нигде, и те, кто считали что она существует, были вроде той кучки дураков что пытаются схорониться под зонтиком во время тайфуна."

Кануэй сказал успокаивающе: "Мы все признаем, что предотвратить тайфун было не в Ваших возможностях."

"Я даже не мог сделать вид, что это было в моих возможностях -- так же как Вы были бессильны против того, что случилось в Баскуле после того как мы вылетели. Та же мысль поразила меня в аэпорлане когда я наблюдал Ваше абсолютное спокойствие, а Мэллинсону не сиделось на месте. Вы знали что, ничем не могли помочь этому, и дважды не думали. Когда пришел крах, я себя чувствовал точно так же."

"Нонсенс!" закричал Мэллинсон. "Кто угодно мог предотвратить обман! Это вопрос игры по правилам."

"Что чертовски сложная штука, когда сама игра разваливается на части. Кроме того, в целом мире не существет души, которая бы знала эти правила. Все профессора Гарварда и Йела Вам их не скажут."

Мэллинсон ответил с некоторым презрением: "Я имею в виду несколько простых правил обычного поведения."

"Ваши понятия обычного поведения видимо не включают в себя управление трестовыми компаниями."

Кануэй поспешил вмешаться. "Нам лучше не спорить. Я нисколько не возражаю сравнению между Вашими делами и моими. Без сомнения, мы все в последнее время практиковали слепые полеты, в буквальном и других смыслах. Но сейчас важно то, что мы здесь, в то время, - и здесь я соглашусь с Вами когда могли бы с легкостью оказаться перед тем, что бы вызвало куда больше роптаний. Интересно, если подумать, что из четырех людей выбранных случаем и похищенных за тысячи миль, трое должны были найти в этом возможность удовлетворения. Вы ищете лечения покоем и место укрытия, Мисс Бринклоу следует зову обратить язычников Тибета в Христинаство."

"Кто же тот третий человек, которого ты считаешь?" прервал Мэллинсон. "Не я, надеюсь?"

"Я включил себя," ответил Кануэй. "И моя собственная причина является, наверное, самой простой -- мне просто нравится здесь."

И действительно, спустя некоторое время пустившись в то, что стало его обычной уединенной вечерней прогулкой вдоль террасы или рядом с бассейном лотоса, он чувствовал удивительное состояние физического и умственного покоя. Это было абсолютной правдой; ему на самом деле нравилось быть в Шангри-Ла. Атмосфера монастыря успокаивала, тогда как тайна его вносила возбуждение, и в целом общее состояние было согласованным. Уже несколько дней он постепенно и с осторожностью подходил к любопытному заключению о ламазери и его жителях; его мозг был все еще занят этим, хотя глубоко внутри он оставался невозмутимым. Словно математик над сложной проблемой он был в волнениях над нею, но волнениях спокойных и профессиональных.

Что касается Брайанта, которого он все равно решил считать и называть Барнард, то вопрос о его подвигах и личности мгновенно ушел на задний план, кроме разве одной фразы -- "сама игра разваливается на части." Кануэй поймал себя на том, что возвращался и повторял ее с более широким значением чем то, наверное, предполагал сам американец; он чувствовал что это было правдой не только относительно Американского банкового дела и управления трестовой компанией. Она подходила Баскулу и Дели и Лондону, ведению войны и строительству империи, консульствам, торговым консессиям и званым обедам в Правительстенном Доме; вонь разложения стояла над всем, что называлось миром, и конец Барнарда был, наверное, всего лишь лучше драматизирован чем его собственный. Вся эта игра без сомнения, была разваливающейся на части, но к счастью, игроки, как правило, не были брошены под суд за те частицы, которые они не сумели сохранить. В этом отношении финансистам просто не повезло.

Но здесь, в Шангри-Ла, все находилось в глубоком покое. В безлунном небе полностью зажжены были звезды, и бледное синее сияние стояло над куполом Каракала. Кануэй ощутил, что если бы по какой-либо смене плана проводники из внешнего мира явились бы тот час же, он бы далеко не был вне себя от радости лишаясь интервала ожидания. Так же как и Барнард, подумал он с внутренней улыбкой. Это было действительно забавно; и тут он внезапно понял, что Барнард все еще ему нравился, иначе он не нашел бы это забавным. Каким-то образом потеря ста миллионов долларов была слишком большой для того чтобы кинуть человека за решетку; было бы проще если бы он украл пару часов. После всего, каким образом кто-нибудь мог потерять сто миллионов? Может быть, лишь в том смысле, в котором кабинетный министр мог бы во всеуслышание объявить, что он "отдал Индию."