Артур Кестлер - Девушки по вызову

Шокирующие манеры Блада были почти всем известны, однако Тони был застигнут врасплох.

- У меня богатое воображение, - пробормотал он, покраснев.

- Проблемы мастурбации?

- Это уже не проблема.

- Едины в двух лицах?

Теперь Тони не на шутку рассердился, хоть и знал, что надо бы сохранить спокойствие. Он сделал вид, что увлечен борьбой с Knodels.

- Вы не поняли мой вопрос. Он не буквальный, а метафорический.

- Боюсь, я не совсем улавливаю...

- Я имел в виду ваши фантазии. Они гетеро- или гомосексуальны?

- Скорее, гетеросексуальны.

- В вашем положении это нехорошо. Блуд - смертный грех, тогда как содомия - грех простительный. Поэтому я гомосексуален, как лосось в нерест,. Это всем известно.

- Непонятная метафора...

- Вам недостает поэтического воображения. - Сэр Ивлин засмеялся. Тони думал, что смех у него тоже будет фальстафовский, как и весь он, но вместо этого услышал сухое поперхивание. Звуки эти соответствовали, впрочем, его мелким чертам - ротику, носику, глазкам - на большом, круглом, красном, заплывшем лице.

- Какое у вас впечатление от утреннего заседания, сэр Ивлин? - спросил Тони вежливо.

- Меня сморил сон. Я бы так и не проснулся, если бы не итальяшка с его болтовней о нейроинженерии. Этого я не смог вынести,

Митси, надутая брюнетка, принесла сэру Ивлину суп с Knodels. Он заказал бутылку вина.

- Большую бутылку? - спросила Митси.

- Главное, чтобы была полная, Schatzchen.

Вид у него был такой, словно он готовится ущипнуть официантку за аппетитный зад. Однако та не отреагировала на "киску", зато зачем-то протерла салфеткой рюмку Тони, глядя в пространство.

- Вряд ли я пойду на дневное заседание, - сообщил Блад. - Деревенские красавчики собираются устроить соревнование по борьбе. Пойдете со мной? Конечно нет! Послушным мальчикам надо в школу.

- Позвольте к вам присоединиться? - Темноволосый мужчина с орлиным ликом и французским акцентом, только что появившийся в столовой, уселся напротив Тони.

- Риторический вопрос! - бросил Блад. - Вы же знаете, что я не могу ответить "нет", Петижак, как бы я ни ненавидел ваше желтое нутро.

Профессор Раймон Петижак хищно улыбнулся Тони.

- "Желтое" - это потому, что он считает меня маоистом, а "нутро" потому, что он только и думает о своем пищеварении. А так - чрезвычайно милый человек. - Он налил себе вина.

- Лягушатники называют это "картезианским здравомыслием", - сказал Блад, обращаясь к Тони. - A propos*, Петижак, если вам хочется вина, закажите собственную бутылку.

- Именно это Веблен и называет расточительностью общества потребления. Я выпью не больше одной рюмки. - Француз обернулся к Тони. - Не увлекайтесь этой горькой жидкостью, если вы, так сказать, принимаете близко к сердцу свою печень.

- Даже высокомерным "так сказать" нельзя оправдаться за смешанную метафору, - фыркнул Блад.

- А что касается лягушек, - продолжал Петижак, по-прежнему обращаясь к Тони, - то наш cher Maitre устарел. Мои соотечественники давно уже отказались от вкусных лягушачьих лапок в чесноке и перешли к хот-догам и гамбургерам, навязанным проклятыми империалистами, кока-колонизаторами. Mon cher, c'est fini.

- Не смейте называть нашего юного братца "мой дорогой"! - сказал Блад.

- Вы меня неправильно поняли. Я даже вас могу назвать "mon cher", ничем особенно не рискуя. А что касается картезианского здравомыслия, то здесь вы устарели вдвойне. Картезианский дуализм давно уступил место гегельянской троице - тезису-антитезису-синтезу - нашедшей выражение в марксистско-ленинской диалектике. Последняя, в свою очередь, была проинтерпретирована в философии председателя Мао, а также совмещена с экзистенциализмом Сартра и со структурной антропологией Леви-Строса. Так что, как видите...

- Ни черта не вижу! - огрызнулся Блад, изучая полную тарелку тушеного мяса, которую перед ним поставила презрительная Митси. - Разве что гуляш.

- Вы о блюде или о философии? - спросил Тони.

- О том и о другом.

- Совершенно верно, гуляш, - с энтузиазмом подтвердил Петижак. - Мы готовим очень острое идеологическое рагу. Смотрите, не обожгите рот.

- Обезьяний лепет.

- Возможно. Но юные бабуины доказали, что настроены серьезно, когда захватили цитадели так называемой учености.

- И изрядно в ней нагадили. Какое это имеет отношение к структурной антропологии?

- Видно, что вы не читали Леви-Строса. Блад вытаращил глаза.

- Сейчас я вас удивлю. Я пытался. Полная абракадабра! Я просто глазам не поверил. Попытался еще раз - и обнаружил диалектику вываренной, пережаренной, перекопченной пищи, параллель между медом и менструальной кровью, сотни страниц безумной словесной эквилибристики. Величайшая мистификация после питлдауского черепа. Но в ней легко увязнуть - как в меде.

Лицо Блада приобрело оттенок красного вина, глаза вылезли из орбит.

- Не знал, что вас так интересует антропология, - сказал Петижак. Согласен, великого Леви иногда заносит. Галльская традиция, знаете ли... Но юных бабуинов влечет к нему совсем не из-за этого. Все дело в выводах, которые он делает из анализа греческой мифологии: "Если Общество хочет выжить, дочери должны предать родителей, сыновья должны сокрушить отцов".

- А вы, выходит, перешли на сторону бабуинов? Интеллектуальное сутенерство!

- Я на стороне Истории. А История - на нашей стороне.

- Этот вздор я слышал еще тогда, когда сам принадлежал к бабуинам - в тридцатые годы. Но в те времена созидателем Истории мнил себя так называемый революционный пролетариат. А нынче эта роль перешла к волосатым бабуинам.

- Да, я на стороне бабуинов. Но ситуация выглядит по-другому. Ваше поколение "розовых тридцатых" страдало прискорбной наивностью. Вы отвергали свое, реальное общество и верили в Утопию - в пятилетние планы и балалайки. У вас была двойная мотивация: восстание против статус-кво и преданность идеалу - притяжение и отторжение, минус и плюс, магнитное поле. Мы же верим исключительно в минус. Ни миражей, ни иллюзий, ни программ, только НЕТ. Нет, no, non, nein, полиция - свиньи, merde*! - Он улыбнулся, как добродушный Мефистофель.

- Как же вы именуете свою философию? Дерьмологая? По-моему, вы всего лишь клоун! - заявил Блад.

- Кто бы говорил... - отозвался Петижак.

- Все мы притворщики. Но некоторые притворяются больше других.

Тони, несколько минут почтительно слушавший перепалку, наконец вмешался:

- Вы обсуждаете экзистенциальный вакуум, словно это новое явление. А он, возможно, существовал всегда. Недавно я прочел Экклезиаста в новом английском переводе, где "суета" заменена вакуумом: "Пустота, пустота, все пустота и погоня за ветром..." Эти слова восходят к Бронзовому веку, когда Бога еще считали живым.

- Маловато духовного комфорта, - заметил Блад.