Редьярд Киплинг - От моря до моря

- Оставь в покое сегуна! Похоже, я уже познакомился с классом бабу* и классом крестьян. Что хотелось бы увидеть, так это раджпутов* - людей, которые носили те тысячи мечей из антикварных лавок. Ведь эти мечи изготовлены с той же целью, что и сабли раджпутов. Где те люди, которые носили их? Покажи мне самурая.

Профессор не ответил ни слова, а занялся тщательным осмотром голов на платформе.

- Я признаю, что высокий выпуклый лоб, близко посаженные глаза (испанский тип) - это раджпуты, а японец с лицом немца - хатри* - низшая каста.

Так мы судачили о природе и наклонностях людей, о которых ничего не знали, пока не порешили, что: 1) болезненная вежливость японцев ведет начало от широко распространенной и приметной привычки носить мечи (правда, они забыли о ней лет двадцать назад), подобно тому как житель Раджпутаны* - сама любезность, потому что его друг тоже вооружен; 2) вежливость эта исчезнет в следующем поколении или, по меньшей мере, значительно ослабнет; 3) окультуренный японец английского образца подвергнется коррупции и испортит вкусы соседей; 4) позже Япония прекратит существование как отдельная нация, превратившись в придаток Америки по производству крючков для застегивания перчаток; 5) но поскольку такое положение дела сложится через две-три сотни лет, нам с профессором повезло: мы побывали в Японии своевременно, и 6) глупо теоретизировать о стране, не изучив ее основательно.

Итак, мы прибыли в город Киото при королевском солнечном освещении. Солнечный жар смягчался бризом, который сметал в сугробы лепестки вишни. Японские города, особенно в южных провинциях, очень похожи друг на друга темно-серое море крыш, испещренное белыми пятнами стен несгораемых товарных складов, где купцы и богачи держат свои сокровища. Уровень домов нарушается загнутыми по краям крышами храмов, которые отдаленно напоминают широкополые шляпы с двойной тульей. Киото заполняет долину, почти окруженную поросшими лесом сопками, весьма схожими с горами Сивалик*.

Когда-то город был столицей Японии и сегодня насчитывает двести пятьдесят тысяч жителей. Он распланирован на манер американского города: все улицы пересекаются под прямым углом. Кстати сказать, точно так же сходятся наши с профессором мнения - ведь мы изобретаем теорию японского народа и не приходим к согласию.

Глава XIV

Киото; как я влюбился в первую "красавицу" города после беседы с купцами, торговавшими китайским " чаем; глава объясняет далее, как в Великом храме я пятьдесят три раза нарушил десятую заповедь* и преклонялся перед Кано и

плотником; затем глава уводит в Арашиму

Мы общаемся с шестьюдесятью саибами-чурбанами в любопытнейшем из отелей посреди истинно японского сада на склоне холма, откуда виден весь Киото. Фантастически подстриженные чайные кусты, можжевельник, карликовая сосна, вишня перемежаются с водоемами - прибежищем золотых рыбок, каменными фонарями, странными горками из камней и бархатистыми травяными коврами. Все это располагается на склоне под углом в тридцать пять градусов. Позади отеля стоят красные и черные сосны. Сосняк покрывает склон холма, сбегая длинными языками к городу. Даже изысканными выражениями, взятыми из каталогов аукционистов, невозможно описать очарование этой местности или отдать должное чайной плантации с вишневым садом, что раскинулась на сто ярдов ниже отеля. Нас клятвенно заверили, что, кроме меня и профессора, в Киото никого нет. И конечно, мы встретили здесь всех до единого, кого привез наш пароход еще в Нагасаки. Вот отчего слух то и дело режут голоса, обсуждающие достопримечательности, которые необходимо "сделать". Англичанин-турист - страшный человек, стоит ему "ступить на тропу войны". Таковы же американцы, французы и немцы.

После обеда я наблюдал за игрой солнечных лучей на стволах деревьев, городских постройках, улицах, заполненных вишнями. Я мурлыкал себе под нос, оттого что под этим голубым небом ощущал в себе полноту здоровья и силы, а также оттого, что имел пару глаз и мог видеть все это.

Солнце скрылось за холмами, сильно похолодало, однако люди в креповых оби и шелковых одеяниях не прерывали своего размеренного веселья. На следующий день в главном храме Киото должно было состояться особое богослужение в честь цветения вишни, и все занимались приготовлениями к нему. Когда в небе поблек последний малиновый мазок, я заметил, так сказать напоследок, трех крохотных ребятишек с пушистыми хохолками и огромными оби, которые старались повиснуть головой вниз на бамбуковой изгороди. Это им удалось, и величавое око меркнущего дня доброжелательно взглянуло на них, прежде чем окончательно смежить веки. Силуэты детей производили потрясающее впечатление!

После обеда в курительном салоне собралась компания купцов, торгующих китайским чаем, - следовательно, зашел интересный деловой разговор. Их беседа не то, что наша, потому что они понятия не имели ни о чайных плантациях, ни о сушке чая, ни о скручивании листа, ни о приказчике, который сбивается с ног в разгар удачного сезона, и тем более им не было дела до болезней, которые косят кули примерно в то же самое время. Эти счастливцы занимаются лишь огромными, в тысячи ящиков, партиями чая, прибывающими из глубины страны. Потом они забавляются с ними на лондонском рынке, но тем не менее уважают индийский чай, несмотря на то что ненавидят его всем сердцем.

Вот какие слова бросил мне через стол видный перекупщик из Фушу:

- Можете твердить о своем чае сколько угодно - "Ассам", "Кангра" или как вы его там называете, но предупреждаю вас, сэр, если ему удастся закрепиться в Англии, восстанут все доктора - его немедленно запретят. Увидите сами. Он расшатывает нервы. Ваш чай не пригоден для потребления, вот что. Не отрицаю, что он неплохо идет, но скверно сохраняется. Чай, который достиг Лондона, через три месяца превращается в обыкновенное сено.

- Думаю, что тут вы ошибаетесь, - вставил человек из Ханькоу. - По моим наблюдениям индийский чай сохраняется намного лучше нашего, но... - Он повернулся ко мне: - Если бы мы могли заставить китайское правительство снять пошлину, то уничтожили бы индийский чай и всех, кто с ним связан. Мы могли бы "заложить" чай в долине Миньцзян, по три пенса за фунт. Нет, мы ничего не подмешиваем. Это один из ваших трюков в Индии. Наш чай абсолютно без примесей. Каждый ящик в партии соответствует образцу.

- Вы хотите сказать, что можете положиться на туземного перекупщика? прервал я.

- Положиться? Конечно, - вставил купец из Фушу. - В Китае нет чайных плантаций в том виде, в каком вы их представляете. Здесь чай выращивают крестьяне, и каждый сезон перекупщики приобретают его за наличные. Китайцу можно доверить сто тысяч долларов, попросив превратить их в чай какой угодно нарезки, до полного соответствия образцу. Конечно, сам перекупщик может быть отъявленным жуликом, но он знает, что лучше не валять дурака с английским торговым домом. И вот поступает чай, скажем тысяча полуящиков. Открываешь пяток, остальное отправляешь домой без проверки: вся партия соответствует образцу. Таков тут бизнес. Китаец - прирожденный делец и не размазня. Приятно иметь с ним дело. От японца нет прока. Он не тот, кому можно доверить сто тысяч. Весьма вероятно, что он улизнет с ними или хотя бы попытается сделать это.