Редьярд Киплинг - Свет погас

Дик обратился к Судьбе с бессвязной мольбой, будто язычник, и бросил серебряную монетку в реку. Если суждено стрястись какому-нибудь несчастью, вся тяжесть падет на него и не коснется Мейзи, потому что у него нет сокровища драгоценней этого трехпенсовика. Пускай это просто мелкая монетка, но ее подарила Мейзи, и Темза приняла жертву, так что теперь наверняка удалось умилостивить Судьбу.

Бросив монетку в воду, он на время освободился от мыслей о Мейзи. Он сошел с моста и, насвистывая, поспешил домой, потому что после целого дня, впервые проведенного наедине с женщиной, испытывал сильную потребность в мужском разговоре средь клубов табачного дыма. И куда более заманчивое желание охватило его, когда перед ним, словно призрак, возник "Барралонг", он мчался, рассекая волны и подняв все паруса, в те широты, над которыми сияет Южный Крест.

Глава VIII

Было два у Гайаваты,

Как сказал я, верных друга,

Музыкант был Чайбайабос

И силач великий Квазинд.

"Гайавата"

Торпенхау нумеровал последние страницы какой-то рукописи, а Нильгау, который зашел сыграть в шахматы и остался потолковать о политике, просматривал начало, отпуская пренебрежительные замечания.

- Это довольно-таки выразительно и бойко, - сказал он, - но серьезного разбора политического положения в Восточной Европе здесь и в помине нету.

- Мне лишь бы настрочить сколько требуется, и дело с концом... Тридцать семь, тридцать восемь, тридцать девять - ну вот, как будто и все? Получится одиннадцать или двенадцать столбцов отменной брехни. Ого! - Торпенхау сложил листки в стопку и замурлыкал себе под нос:

- Ягнят продаю, продаю ягнят,

Но будь я, как сам король, богат,

Я не стал бы кричать: "Продаю ягнят!"

Вошел Дик, держась самоуверенно и даже несколько вызывающе, но чувствуя себя на верху блаженства.

- Вернулся, наконец? - спросил Торпенхау.

- Допустим. А вы тут что поделываете?

- Работаем. Слушай, Дикки, ты ведешь себя так, будто тебе принадлежит весь Английский национальный банк. За воскресенье, понедельник и вторник ты ни разу не взял в руки кисть или карандаш. Это сущее безобразие.

- Замыслы приходят и уходят, дети мои. Они исчезают, как дым, когда мы с вами покуриваем табачок, - возразил Дик, набивая трубку. - И более того... - Он нагнулся и сунул в камин бумажный жгут. - Аполлон далеко не всегда натягивает тетиву своего лука... Нильгау, к черту ваши дурацкие шуточки!

- Здесь не место проповедовать теорию вдохновения свыше, - сказал Нильгау, вешая обратно на гвоздь огромные, хитроумно сделанные мехи, которыми Торпенхау раздувал огонь в камине. - Мы же предпочитаем грубые орудия ремесла. Во! То место, на котором сидят.

- Не будь вы этаким жирным здоровяком, - сказал Дик, озираясь в поисках оружия, - я бы вас...

- Не смейте затевать здесь возню. В прошлый раз вы разворотили половину мебели, когда перебрасывались подушками. Дик, поздоровайся лучше с Дружком. Ты только погляди на него.

Дружок спрыгнул с дивана и терся о колени Дика, царапая когтями его башмаки.

- Славный ты мой! - воскликнул Дик, подхватив песика на руки и целуя его в черную отметину над правым глазом. - Как делишки, Дружочек? Этот урод Нильгау прогнал тебя с дивана? Куси его, мистер Другс.

Дик усадил песика на живот Нильгау, который всей своей тушей развалился на диване, и Дружок принялся его трепать, словно хотел растерзать в клочья, покуда толстяк не придавил его подушкой, после чего песик притих, часто дыша и высунув язык всем напоказ.

- Сегодня утром, Торп, прежде чем ты продрал глаза, этот проказник Дружок успел сделать вылазку на улицу. Я видел, как он лебезил перед приказчиком мясной лавки на углу, когда тот отпирал двери. Можно подумать, будто хозяин его голодом морит, - сказал Дик.

- Ну-ка, Другс, признавайся, правда ли это? - строго вопросил Торпенхау.

Песик забился под подушку, выставив лишь упитанный белый задик, словно этот разговор его более не интересовал.

- Сдается мне, что еще один блудливый кобель тоже совершил сегодня вылазку, - заметил Нильгау. - Чего ради ты вскочил ни свет ни заря? Торп полагает, что ты собираешься купить лошадь.

- Он прекрасно знает, что со столь серьезным делом мы могли бы справиться все втроем. Нет, просто мне стало грустно и одиноко, вот я и съездил взглянуть на море и на проплывающие суденышки.

- Куда же это ты съездил?

- В одно местечко на берегу Ла-Манша. Кажется, оно называется Ухни, или Плюхни, или как там его, не упомню, но это всего в двух часах езды от Лондона, и можно увидеть корабли на плаву.

- Ну и что же, встретился среди них какой-нибудь знакомый?

- Только "Барралонг", который отплывал в Австралию, да одесский транспорт с зерном стоял под разгрузкой. День выдался холодный, но так приятно было подышать соленым морским воздухом.

- Стало быть, это ради встречи с "Барралонгом" ты напялил парадные штаны? - осведомился Торпенхау, ткнув пальцем.

- Да ведь у меня нет ничего другого, ежели не считать рабочего комбинезона. И кроме того, я хотел оказать морю уважение.

- И тебя не манил простор? - полюбопытствовал Нильгау.

- До безумия. Лучше не говори. Зря я поехал.

Торпенхау и Нильгау обменялись многозначительным взглядом, а Дик меж тем нагнулся, разглядывая обувь под вешалкой.

- Вот эта пара подойдет, - заявил он наконец. - Не могу сказать, чтоб ты проявил хоть малую толику вкуса при выборе домашних туфель, но были б они впору, вот что главное.

Он сунул ноги в просторные мокасины и удобно развалился в глубоком кресле.

- Это моя любимая пара, - сказал Торпенхау. - Я как раз собирался сам ее надеть.

- Какой срам, ты только о себе думаешь. Едва заподозришь, что я хоть минутку хочу провести в свое удовольствие, немедля норовишь мне так или иначе досадить. Ищи себе другую обувь.

- Скажи спасибо, Торп, что Дику не по росту твоя одежда. Оказывается, у вас все общее, - сказал Нильгау.

- У Дика нет ничего такого, что я решил бы надеть. Деньжатами у него, правда, всегда разжиться можно.

- Черт тебя побери, неужто ты шарил в моих тайниках? - осведомился Дик. - Вчера я припрятал соверен в жестянке из-под табака. Ну мыслимо ли аккуратно платить по счетам, когда...

Тут Нильгау принялся хохотать, и Торпенхау вторил его смеху.

- Припрятал вчера соверен! Плохо же ты умеешь считать. Месяц назад ты дал мне взаймы пять фунтов. Помнишь? - спросил Торпенхау.

- Конечно, помню.

- А помнишь ли, что через десять дней я вернул деньги и ты сунул их в жестянку?

- Да неужто, разрази меня гром? А я-то думал, они в какой-нибудь из коробок с красками.

- Думал! С неделю назад я зашел к тебе в мастерскую взять табачку и нашел эти деньги.

- Как же ты ими распорядился?

- Сводил Нильгау в театр и накормил обедом.