Джон Кольер - Сборник новелл На полпути в ад

Манекен зашелся от хохота.

- А может быть, мне удалось разрешить загадку, над которой тщетно бились ученые всего мира? - предположил Юстас. - Может быть, под моими руками мертвая глина обрела волю и сознание, став органической коллоидной тканью? Да, это самое вероятное. И я в таком случае - величайший скульптор на свете!

- Понимай как хочешь, - ответил манекен, - но чревовещатель из тебя при любом раскладе ни к черту. А без чревовещания ты не то что несчетных тысяч, но и гроша ломаного не зашибешь.

- Твои рассуждения не лишены здравого смысла, - заметил Юстас. - Но раз уж ты наловчился так бойко болтать, мы теперь легко сумеем ошеломить публику.

- Ошеломлять согласен, а в помощники к тебе не нанимался, - отвечал Берти. - У меня внешность, у меня яркая индивидуальность. На колени меня больше не заманишь. Сам садись, а я буду ошеломлять и загребать денежки.

- Сесть к тебе на колени! - вскричал Юстас. - Ну уж нет!

- А что особенного? - удивился манекен. - Да не ломайся ты, садись, пока приглашаю. Ну не хочешь, как хочешь. Может, леди желает попробовать?

- И попробую, - ответила Сэди. - Я, возможно, и не умею считать тысячи, но поучиться, если предлагают, никогда не откажусь.

И, проговорив это, она плюхнулась на колени к манекену.

- Ну как, крошка, - осведомился тот, - нравится новое местечко?

- Мне кажется, нам следует обручиться, - промолвила Сэди. - Мне даже кажется, нам не мешает пожениться.

- Об этом не беспокойся, милашка, - заверил ее манекен. - Артисты - это тебе не скульпторы. Артисты - народ практичный.

- Вот и выметайтесь из моей мастерской со всей вашей практичностью, рявкнул Юстас. - А я возвращаюсь к прежним идеалам. К черту чревовещание, к черту глину, к черту пружины! Перехожу на надгробия и уж сил не пожалею, а вырублю их поувесистей.

- Вольному воля, - ответил манекен. - Мы с Сэди и без тебя отлично поладим.

- А булавки ты для нее приготовил? - поинтересовался Юстас.

- Зачем же сразу булавки? - отозвался манекен, успокаивающе посмотрев на Сэди. - У нас найдется кое-что поинтересней.

И с этими словами он ущипнул ее, точь-в-точь как первый раз, только теперь ее вопль прозвучал на удивление сочно и со вкусом.

- Вопишь ты хорошо, со вкусом, - похвалил ее Юстас, с ледяной вежливостью провожая их до дверей. - Однако не забывай, что пружины у него в некоторых местах до омерзения ржавые и изношенные.

И, захлопнув за ними дверь, он, вопреки благим намерениям, направился прямехонько к куску глины, который будто нарочно торчал на виду, и принялся лепить из него чрезвычайно соблазнительную фигуру с формами, совсем как у Евы. Но, не долепив, опять передумал, кое-что подправил, кое-что заменил раз-два - и вместо Евы перед ним предстала прехорошенькая, смышленая болоночка.

ВЕНСКАЯ ШКОЛА

Перевод. Клепцына Г., 1991 г.

Все честные, румяные, темноволосые молодые люди устроены одинаково - самым что ни на есть разумным образом. Любому новому увлечению, будь то работа или женщина, они предаются с величайшим рвением и энтузиазмом. И, получив отпор у кинетики и Кэтти, на удивление быстро утешаются с энергетикой и Этти.

А вот другим молодым людям словно на роду написано обходиться одним, от силы двумя увлечениями: одной работой и одной женщиной. Если оба увлечения налицо, они бегут по жизни бок о бок, как железнодорожные рельсы по насыпи, столь же прочные и столь же несклонные к поэтическим извивам. Пока они вместе, им нет сносу, но стоит одному сбиться с пути - крушение неминуемо. Молодые люди этого сорта нередко отличаются высокой и стройной до прозрачности фигурой, тонким и изрядно смахивающим на череп лицом, запавшими и довольно пронзительными глазами и ртом, то ли страшно нежным, то ли страшно жестким - сразу не разберешь. Встречаются среди этой братии голодранцы, но есть и богачи, и если первые - форменные пугала, то вторые тянут на Линкольна-лесоруба.

У подобных молодых людей частенько обнаруживается призвание к науке, иногда даже к медицине. Исследования - их конек. При определенных интеллектуальных и материальных капиталах им не избежать крупных научных школ, а при определенном интересе к некоторым железистым функциям их ожидают стипендии Лилли и Форда. Впрочем, это теперь; раньше, в незапамятные времена нашей юности, их ждала прямая дорога в Вену.

Перед отъездом в Вену Хамфри Бакстер решил отобедать со знакомой семейной четой. Не смысля ни бельмеса в железистых функциях, сия чета предусмотрительно запаслась тремя билетами в театр. Давали легонькую, сентиментальную комедию, имеющую весьма и весьма отдаленное отношение к железам. Хамфри приготовился терпеть до конца и вытерпел бы, если бы в самом начале первого действия - момент был рассчитан исключительно точно - на сцене не появилась Каролина Коутс. Хамфри рванулся вперед. Порыв его, однако, остался незамеченным, поскольку все зрители в эту минуту тоже, как по команде, рванулись вперед.

Кому-то, наверное, захочется узнать, с чего это зрителям вздумалось попусту тратить жизненную энергию на девушку, которую не называли самой бесталанной актрисой только потому, что за актрису вовсе не считали. Ответ прост: Каролина Коутс была богиней. Кажется, еще Александр Вулкотт писал по этому поводу: "Требовать от нее хорошей игры - все равно что спрашивать у гениальной актрисы, умеет ли она кувыркаться на трапеции. Талант для этой юной особы так же вреден, как содовая для виски, и чем его меньше, тем лучше. Когда на сцену выходит богиня Афродита, никто не ждет, что она будет играть как божественная Сара".

Каролина прикатила в Нью-Йорк прямиком из Беннингтона и по иронии судьбы в тот же год угодила на сцену. Тут-то и выяснилось, что она из тех девушек, - рождаются они раз в сто лет, - которым суждено одурманивать людей не талантом, не красотой, а кое-чем поосновательней, получая за это, соответственно, всеобщую любовь и поклонение. Главным и неотъемлемым достоинством Каролины была молодость. У зрителей она пробуждала самую глубокую, самую живую, самую жгучую и искреннюю радость - чувство необычайно редкое и приятное. В остальном же, если верить авторитетным источникам, девушка она была добрая, воспитанная, честная, простая, милая, веселая и непритязательная да вдобавок благоухала, как цветочная лавка, что даже с богинями случается не часто.

Хамфри изучал этот феномен с вниманием, какого до сих пор удостаивались разве что срезы малоизвестных желез на стекле микроскопа. А выйдя из театра, обратился к своим спутникам: - Не могли бы вы познакомить меня с этой девушкой?

Заметив, что те онемели от удивления, он не стал ждать, ответа, а продолжал без запинки: - Или с кем-нибудь из ее знакомых?

- Что ты, Хамфри, какие знакомые! Она знается с одними аристократами. Аристократы - народ особый, не нам чета. У них даже имена мудреные - сплошь названия небоскребов и деликатесов. Да и увидеть ее кроме театра можно только на яхтах, кортах и тому подобных местах, о чем, кстати, мы бы сроду не догадались, если бы не читали воскресных газет.