Мюриэл Спарк - Не беспокоить

— Да, все переговоры между нами, нашими четырьмя закадычными друзьями и Швейцарским банком, где содержатся наши многочисленные счета, должны быть доверены Листеру. Больше мы ни с кем дела не имеем. Пусть они останутся довольны, пожалуйста, — и это всё. Для телевидения — рыдайте, закрыв лицо руками, либо выражайте печальное неодобрение покойным нанимателям.

— Я спать хочу, — заявляет Элоиз.

— Я позабочусь о том, чтобы ты смогла уйти к себе, как только это станет возможно, Элоиз.

— Слушайся Листера, — говорит Элинор.

Далее Листер заказывает разговор с резиденцией графа Рудольфа Клопштока в Рио-де-Жанейро и сообщает остальным:

— На Бразилию задержка, да они и отстают на пять часов. Мы заполучим графа где-то между четырьмя и пятью дня по их времени. Но, в соответствии с природой человеческой, после телефонной связи новость распространится с достаточной быстротой.

— Брат должен знать, — заявляет Элинор.

— Про что — знать? — осведомляется Листер.

— Про брата.

— В настоящий момент, — чеканит Листер, — мы сами знаем только то, что дверь библиотеки заперта и барон, баронесса и их юный друг не отвечают ни на какие оклики и стуки. Мы с полным основанием встревожены, и это всё. Уже прибыли детективы. Группируйтесь в соответствии со своей встревоженностью.

Он открывает парадную дверь на вой сирен сквозь бурю. Две полицейские машины тормозят у подъезда, за ними «Скорая помощь». Полицейский инспектор, полицейский детектив, двое в штатском, трое в полицейской форме, полицейский фотограф входят в холл. Команда «Скорой помощи» высаживается и тоже спешит укрыться от дождя.

— Вот эта дверь, инспектор. — Листер его ведет в сторону библиотеки.

Инспектор крутит ручку, трясет, колотит в дверь, прислушивается.

— Да это точно, что там кто-то есть?

— Мы опасаемся. Свет все еще горит, как с вечера горел. Барон велел их не беспокоить, — объясняет Листер. — Я уже заказал разговор с братом барона, что-то мне подсказало, что так нужно.

— Открывайте, — приказывает инспектор.

Двое дюжих полицейских взламывают дверь. Инспектор и его люди вваливаются в библиотеку. Листер следует за ними, остальные домочадцы топчутся на пороге. Шелкает фотоаппарат мистера Сэмюэла. У мистера Макгира на запястье болтается легонький диктофон. Тело баронессы распростерто на полу, возле окна. Тело Виктора Пассера скрючено у книжной полки. Труп барона лежит на круглом столе, недалеко от пальцев — пистолет.

Визжат женщины.

— Девушек уведите, — приказывает инспектор тому, кто в штатском. — На кухне их поместите, пусть поуспокоятся.

Кловис направляется к служебному крылу, инспектор же тем временем спрашивает у Листера:

— И всю ночь вы ничего не слыхали? Выстрелов? Или там криков? Стонов?

Ветер кружит над домом Клопштоков, хлопают ставни.

— Нет, инспектор, — отвечает Листер. — Ночь бурная была.

По въезду чередой ползут машины.

Доктор осмотрел тела, полиция сделала свои предварительные выводы, библиотеку осмотрели и сфотографировали. Изъяли записку барона о том, что он застрелил жену и секретаря, сейчас сам застрелится и просит никого не винить. Инспектор разрешил Листеру прочесть записку, но отказал в этом репортерам, которые сейчас толпятся в парадном холле и галдят ужасно.

Женщины выпущены из кухни, дав краткие, сбивчивые показания, и теперь присоединяются к остальным у порога библиотеки.

— Нет, я должна бросить последний взгляд, — заявляет Элинор.

Элоиз скорбно смотрит в телевизионную камеру, которая спешит ее запечатлеть. Гул репортерских голосов еще нарастает, когда, одно за другим, на носилках выносят из библиотеки прикрытые тела.

— Вернемся, — Листер поворачивается к своей компании, — к нашим баронам.

Тела кладут в машину «скорой помощи». Полиция опечатывает парадные покои, прогнав репортеров под убывающий дождь, а слуг попросив разойтись по своим помещениям.

Доктор предлагает увести дам, помочь им, сделать, может быть, укол, но те мужественно отказываются.

— Жене швейцара, — советует инспектор, — той не мешало бы помочь немножко. Эту лучше бы увести.

— Я бы и его увел, сэр, — рекомендует Листер.

Репортеры толкутся у черного хода.

— Инспектор, — говорит Листер. — Я сам с ними разберусь и быстренько их спроважу. Мы все потрясены. Если вам понадобится еще информация, мы к вашим услугам.

— Спасибо вам, да, что ж, так будет очень даже хорошо, — говорит инспектор. — Парочку своих людей я оставляю для охраны дома. В библиотеку, наверх, никого не пускать, никого.

Элоиз говорит:

— Никто наверх и не сунется, будьте уверены. Наверху мой Матисс, мой Гойя. Не шутка, понимаете.

— Прошу прощения? — недоумевает инспектор.

— Она переутомилась, — объясняет Листер и шепчет на ухо инспектору несколько слов.

— О как. — Инспектор оглядывает Элоиз.

Листер шепчет еще несколько слов, пальцем указывая на потолок.

— Ух ты! Н-да. — Инспектор поднимает взгляд. — Нам про него известно. Родственник баронессы.

— Нет, барона.

— Да ну? Дела. Несчастная семья.

Листер, понизив голос, добавляет еще одно сообщение.

— Ну-ну, раз он отец, вы все по справедливости решили, — заключает инспектор, торопясь присоединиться к своим людям в полицейской машине, которая ждет у черного хода. Пробравшись сквозь толпу, не отвечая на вопросы, он уезжает.

Очень скоро четверо преданных Листеру журналистов идут к своим машинам с портфелями под мышкой и отбывают тоже.

— Теперь насчет мелкой сволочи, — говорит Листер присным. — Элинор и Кловис часть публики берут на себя и ведут в гостиную. Мы с Элоиз проводим пресс-конференцию в буфетной. Адриан, Айрин могут провести круглый стол на кухне вместе с Пабло, олицетворяя точку зрения молодежи. Мистер Сэмюэл, мистер Макгир — вы можете курсировать.

Все располагаются соответственно его указаниям. Вспышки камер. Микрофоны перебрасываются из уст в уста, как раздаваемые оголодавшим паломникам горячие хот-доги.

Все голоса заглушает дикий вопль: это наверху приступает к завтраку молодожен.

Элинор говорит:

— Как конь — понес и мчится, без седока, неведомо куда.

Адриан говорит:

— Бегство педераста.

На что интервьюер, не расслышав из-за шума, отзывается:

— Бегство целой расы?

— Нет, — отвечает Адриан.

Листер рассказывает:

— ...и вот, значит, одно время, в юности, я был профессиональным клакером. Аплодировал самым знаменитейшим певцам в мире. Оплачивалось это прилично, но ведь и то сказать, аплодисменты требуют умения — это искусство, тут важно чувство времени...

— Чувство локтя... — говорит Элинор.

Адриан рассуждает:

— Смерть — уж такая штука, не протрезвишься, не проспишься...